Операция «Фараон», или Тайна египетской статуэтки
Шрифт:
— Я знаю одного начальника порта в Александрии, — запинаясь, начал тот, и Халима взглянула на него с надеждой. — Ну, сказать, что я его знаю, было бы преувеличением, но я знаю, что он продажен. Банкноты действуют на него, как опиум. За пару бумажек он готов на все. Не единожды он ставил на кон все, открывая ночью ворота склада, откуда люди тадамана вывозили вагоны американских и английских сигарет. Затем он вновь запирал их, полиция же ломала голову над тем, как мог исчезнуть груз.
— Но нам не нужны сигареты! — невольно бросил Омар.
— Нет, — ответил Нагиб, — нам не нужны сигареты. Но мы иначе могли бы воспользоваться его помощью.
— Говори же! — торопила Халима.
— Например, если бы Георгиос — так зовут начальника порта, потому что он по происхождению грек, как и многие из живущих в Александрии, — провел нас мимо таможенного и паспортного контроля.
— В качестве слепых пассажиров? — Халима махнула рукой.
— Что значит — в качестве слепых пассажиров! Георгиос знаком с командами кораблей, а они не менее продажны.
— Ты имеешь в виду, что мы могли бы купить билеты в обход всех служб?
— Я уверен в этом.
Глаза Халимы загорелись. Деньги, по ее словам, не имели значения. Она продаст украшения и возьмет несколько сотен фунтов, хранившихся у аль-Хуссейна в доме.
— Он убьет тебя, если обнаружит отсутствие денег, — сказал Омар не слишком уверенно, он знал, что это был их единственный шанс.
Халима взяла Омара за руку.
— Ни минуты не сомневаюсь в этом, — горько усмехнулась она, — но это ему не удастся. Я верю в тебя. — Омар обнял ее.
Нагиб, сидевший до этого момента на ковре, присел на колени перед влюбленными и тихо заговорил:
— Но все должно произойти очень быстро! Когда аль-Хуссейн заметит исчезновение Халимы, мы уже должны быть на борту или в крайнем случае в порту Александрии. Поняли?
Омар и Халима кивнули.
— Лучше всего нам будет разделиться. То есть каждый из нас будет добираться в Александрию по отдельности. И ты тоже, Халима. Втроем и даже вдвоем это будет слишком опасно.
— Хорошо, — ответил Омар, аргумент показался ему веским. — Когда?
— Завтра, — коротко ответил Нагиб. — Нельзя терять времени. Первый поезд в Александрию уходит около шести.
— Но это невозможно! — возразила Халима. — Аль-Хуссейн никогда не выходит из дома раньше девяти. Если я выйду раньше, это вызовет подозрение.
Поэтому они решили, что Халима поедет на следующем поезде. В Александрии они должны были встретиться в порту возле башни, время встречи — каждый полный час. В порту постоянно находилось много людей, и они не должны были выделяться.
Из складок одежды Халима достала пачку банкнот, разделила ее на глаз и дала по половине Омару и Нагибу. Оба молча спрятали деньги. Затем Халима обняла Омара. Она прижалась к нему со всей силой. Нагиб отвернулся.
— Да поможет нам Аллах, — сказала она и спустилась по узкой лестнице.
Когда она исчезла, Омар будто окаменел. Один внутренний голос говорил ему: верни ее! Ты не можешь отпустить ее сейчас! Другой призывал к спокойствию. Только так они могли рассчитывать на успех.
— Ты дрожишь. — Нагиб подошел к Омару и взял его за руку. Тот отвернулся. — Тебе нечего стесняться, — проворчал Нагиб, — нет ничего постыдного в том, чтобы бояться за женщину. Ты ее очень любишь?
Омар не ответил, да Нагиб и не ожидал ответа.
Той ночью, которую Омар считал своей последней ночью в Каире, он не мог заснуть. Ему не давала покоя мысль о том, что на следующий день он навсегда покинет родину. Никогда больше не почувствует на коже хамсина, гонящего песок и пыль, ни запаха Нила, не увидит звезд на ночном небе юга, горящих, как драгоценные камни. Он боялся говорить на чужом языке, жить в незнакомой стране, носить другую одежду. Омар любил Египет, он любил эту страну, тогда как ничего странного не было бы, если бы он ее ненавидел. Потому что в этой стране были только две категории людей — живущие в темноте и живущие на свету. А Омар всю жизнь провел в темноте. Человек легче привыкает к темноте, нежели к свету.
Одна мысль о том, что они с Халимой начнут новую, совместную жизнь, вселяла в Омара мужество и вызывала неожиданную улыбку, означавшую скорее неуверенность в следующем дне, чем радость его ожидания. Омар начал новый день с того, что оставил хозяину пять фунтов и записку со словами благодарности и направился на базар, в одну из лавок, торговавших подержанной одеждой на любой вкус и карман. Беглецы договорились надеть европейскую одежду, чтобы не слишком бросаться в глаза. Омар выбрал светлый льняной костюм. Брюки слегка отвисли на коленях, костюм был поношен и не должен был привлечь внимание к его обладателю. Сумка из парусины, которую Омар привык носить с собой еще во времена строительства железной дороги, помогала скрыть его происхождение.
После утомительного путешествия он достиг вокзала в Александрии. Город, как только путешественник покидал типичный восточный вокзал, производил впечатление вполне европейского. Не менее суетливый, чем Каир, он, однако, казался современнее безымянных улиц столицы.
Нагиб уже ждал в условленном месте. Он был взволнован, потому что начальник порта за свои услуги запросил сумму, вдвое превышавшую предполагавшуюся. Следующий корабль в Англию уходил через пять дней, и было не вполне ясно, сумеет ли Георгиос посадить их на борт. На следующий день шел корабль в Неаполь, но его команда постоянно подвергалась проверкам, с тех пор как в Италию бежал известный националист и опубликовал там сенсационные заявления. Этой же ночью порт покидает «Кенигсберг», капитан которого многим обязан начальнику порта. Короче говоря, на этом корабле есть свободная каюта на нижней палубе, капитан же может изготовить для них все необходимые документы, так что в Гамбурге они вполне официально смогут сойти на берег.
Германия? На лице Омара появилось разочарованное выражение. Ведь он надеялся, что они окажутся в Англии, где он по крайней мере сможет объясниться. Но Германия?
Нагиб, проведший несколько лет в Берлине, был иного мнения. Конечно, у него остались не лучшие воспоминания о жизни в Берлине, где он зарабатывал на жизнь случайной работой, зачастую бывшей нелегальной, но все же в этом городе не приходилось бояться за собственную жизнь. И оказавшись перед выбором, уплыть ли еще сегодня или ожидать в страхе и сомнениях, Омар согласился.