Операция «Гадюка» (сборник)
Шрифт:
— Значит, их надо остановить.
— Но ты говоришь, что сообщил туда?
— Как я могу быть уверенным, что наверху получили мое послание, что они разобрались в нем, что отыскали нужную Максимовку? Как я могу?
— И что же делать?
— Разве я знаю? — сказал Егор. — Ведь Берия не шутит?
В вопросе прозвучала капля надежды — а вдруг это игра, ход в борьбе за власть… Но Егор не мог поверить в утешительную версию.
— Берия никогда не шутит, — печально ответил доктор.
Они
Потом в тишине прозвучал голос Егора.
Доктор знал, что он скажет.
— Мне придется… вы можете сделать вакцину для меня?
— Ты не понимаешь, как это опасно!
— Глупости, — сказал Егор. — Здесь все опасно. Но по крайней мере я знаю, ради чего рискую… Альтернативы нет.
— Альтернатива, альтернатива — глупое слово, — проворчал доктор, — всегда есть альтернатива.
— Какая же?
— Я сам пойду, — заявил доктор.
— Ну сколько можно повторять! — рассердился вдруг Егор. — Вас никто не выпустит.
— Любая нормальная беседа состоит из повторений, — возразил доктор. — Люди стараются найти компромисс.
— Что-то я давно не видел таких людей, — сказал Егор. — Сколько у нас еще времени?
— Боюсь, что времени у нас нет.
— Что с вами, Леонид Моисеевич?
— Я боюсь за тебя. И не только из-за вакцины. А потому, что ты окажешься рядом с очень опасными людьми. А мы с Люсей… будем скучать без тебя.
— Это нечестно. Это удар ниже пояса! Так вы сможете приготовить для меня вакцину?
— Все зависит от того, что делает Гоглидзе. И не вернулись ли агенты.
— Думайте, доктор. Что будем делать?
Доктор первым вышел в коридор. Там было пусто. Они пошли к лаборатории. Охранник у входа не обратил на них внимания.
Внутри было пусто.
Гоглидзе сидел за столом, вытянув ноги и закрыв глаза, словно дремал. Но он не дремал.
— У нас доброволец, — сказал Леонид Моисеевич бодрым голосом. — Быстро готовьте приборы. Возьмите у него кровь.
— Он что, с ними пойдет? — удивился Гоглидзе.
— Лаврентий Павлович не сказал, — ответил доктор.
— Мне прикажут, я сделаю, — подтвердил слова доктора велосипедист.
— Тогда сними плащ и закатай рукав рубашки.
Доктор кинулся к столу и стал готовить вакцину. Он внутренне считал до ста и снова начинал считать. Сейчас распахнется дверь и ворвется взбешенный Берия. И тогда никому из них не жить.
Егор снял плащ, кинул его на стул, но шлема не стал снимать, и сабля осталась на поясе.
Гоглидзе взял кровь и протер сгиб руки какой-то остро пахнущей жидкостью.
— Совершенно не понимаю, — повторял он.
Гоглидзе любил ясность. Сейчас все его естество возмущалось неправильностью ситуации, но придраться он не мог. Хоть и помнил, что этот велосипедист неправильно
В отличие от шефа Гоглидзе не был чекистом, и в нем не жило почти генетическое чувство подозрительности. Берия давно бы расстрелял и доктора, и пациента, а Гоглидзе разрывался между подозрениями и верой в гениальность своего доктора.
Егор уселся на стул.
— Ждите, — сказал доктор после того, как Гоглидзе занялся светлой кровью Егора.
Незаметно для себя Егор тоже начал мысленно считать секунды. И страшиться возвращения Берии.
— Вы можете погулять, — с явным облегчением сказал доктор. — Изготовление вакцины требует времени.
— Тогда вы найдете меня там, где мы встретились, — ответил велосипедист, чем окончательно привел Гоглидзе в растерянность. Либо это не простой велосипедист, либо вовсе не велосипедист.
Когда велосипедист вышел, Гоглидзе обратился к доктору:
— Кто он такой? Почему…
Доктор поднес палец к губам.
— Есть вещи, Горацио, о которых простым смертным лучше не знать.
— Почему Горацио? — не понял его Гоглидзе. — Меня Георгием зовут!
— Правильно, Георгий, — сказал доктор. — Следите за приборами. У меня есть теория, но вы должны поклясться рекой Арагви, что не выдадите меня!
— Клянусь мамой! — ответил ассистент.
— Очень хорошая клятва, — одобрил доктор. — Как вы знаете, Лаврентий Павлович отправляет наверх своих агентов. Вы представляете, в какой обстановке они окажутся?
— В какой?
— Вокруг враги, вокруг их все подозревают, задание может сорваться в любой момент. В конце концов, Георгий, может ли рассчитывать Лаврентий Павлович на людей, которых он нашел здесь и подготовил? Что случится с ними, когда они выйдут на площадь Московского вокзала в Ленинграде, где звенят трамваи и гудят автомобили?
— Вы думаете… — Гоглидзе не закончил фразы, потому что не знал точно, в чем же уважаемый батоно доктор подозревает этих шахматистов. Как называл своих агентов Берия.
— Что бы вы сделали на месте Лаврентия Павловича, ну?
— Я бы? Я бы послал людей, надежных сотрудников.
— И много их здесь?
— Совсем не встречаются, — признался Гоглидзе.
Он даже развел руками от безнадежности, он провел в этом мире больше двадцати лет по земному счету и не переставал удручаться, насколько плохо все здесь в Чистилище устроено. Правда, у Гоглидзе была одна мечта — неосуществимая, но сладкая: добраться до Тбилиси, где осталась настоящая жизнь, где вечерами хорошие люди гуляют по проспекту Руставели, где пахнет шашлыками и дорогими духами, по улице скользят дорогие машины и каждому вслед можно сказать «Гоги поехал», «Гиви поехал» с уважением или презрением.