Операция 'снег'

Куклин Лев Валерианович

– Потом... Рассматривай эти траты, как временное помещение капитала...
– продолжала довольно трезво на первый взгляд рассуждать жена.
– Ведь марки, мне кажется, при нужде всегда можно продать?

"Интересно...
– подумал я.
– На что она намекает? Откуда она могла

узнать?" И я испытующе уставился на нее, но на бестрепетных веках

не дрогнула ни одна ресничка. "Хотя... Вряд ли она догадывается о

делах давно минувших дней! А первый студенческий букет - после сдачи ею экзамена

по сопромату - был куплен мною именно на загнанные какому-то спекулянту последние бренные остатки моей славной некогда коллекции... Эх, хорошие были марочки!"

– Босния и Герцеговина?
– в ярости переспрашивал я. Круг замкнулся. Те же марки, которые в детстве волновали мое воображение и казались недоступными, манящими, щекочущими горло, подобно слову "Мадагаскар", те же марки растревожили и неокрепшую в испытаниях душу моего отпрыска...
– Зачем тебе эти исчезнувшие с лица земли государства? Почему ты не интересуешься, например, новыми свободными странами Африки?

– Руанда-Уганда?
– сразу же подхватил сын.
– Потрясный набор-чик! Все животные! Слоны, жирафы, носороги, зебры, обезьяны! Двенадцать пятьдесят...

– Во-первых, Руанда-Буранда... то есть Бурунди!
– сказал я.
– А во-вторых, почему именно двенадцать с полтиной? Они что, настоящих животных продают? За такие-то деньги!

Сын молчал. В самом деле, ну почему мы не можем проникнуть в загадочные подвалы подсознания наших ближайших потомков? Это несправедливо...

Я разослал умоляюще льстивые письма всем своим бывшим однокурсникам и сослуживцам, которые работали за границей. Иногда их письма, приходившие из Марокко, с Кубы или из Индии, как-то спасали наш обед...

– Всемогущий боже!
– сетовал я, вздымая очи к небу. Конечно, как исправный студент инженерного вуза, сдавший в свое время диалектический материализм на твердую четверку, я знал, что бога нет. Я понимал, что это скорее всего чисто автоматический и символический ритуал, чем надежда на реальное заступничество. Но на кого еще можно было рассчитывать?!
– Ну почему ты не мог одарить меня и моего сына каким-вибудь другим тихим интеллигентным хобби? И не таким разорительным? Например, собиранием карандашей или выпиливанием лобзиком по дереву? Занимается же этим знаменитый киноактер Смоктуновский?

Но бог - существующий хотя бы в качестве рабочей гипотезы - не

желал внимать моим слезным мольбам... Филателистические бури

продолжали расшатывать корпус нашего семейного корабля и вызывали все усиливающуюся финансовую течь. И во всем были виноваты марки! Марки! Не что иное, как пошлое изобретение английской королевской почты! Прямоугольные кусочки раскрашенной бумаги с абсолютно никому не нужными фестончиками по краям... Наконец в полном отчаянии я попытался преподать сыну наглядный урок конкретной экономики...

– Слушай, - сказал я ему.
– Ты

уже взрослый человек. Тебе скоро одиннадцать лет. Четвертый класс, насколько я понимаю, не шутка. Давай поговорим как мужчина с мужчиной.

– Давай!
– с готовностью согласился не подозревающий никаких подвохов сын.

– Тогда считай. Столбиком! Я зарабатываю сто шестьдесят пять рублей. Но это без вычетов - налогов и прочего. Пиши: сто сорок. Мама получает двести двадцать, округленно - двести...

Карандаш сына споткнулся.

– А почему мама зарабатывает больше, чем ты?
– недоверчиво спросил он.
– Ты же мужчина...

– Гм...
– поперхнулся я.
– Ну видишь ли... Я всего-навсего младший научный сотрудник... А мама у нас - командир производства, занимает видную должность...

– А ты не очень видную?
– невинно спросил сын, вонзив отравленную стрелу в мою уязвимую самолюбивую плоть.

– Ты же знаешь, - делая не очень ловкий неспортивный финт, ушел я от прямого ответа, - что у нас равноправие и женщина во всем равна мужчине...

Я почувствовал, что безнадежно запутался, но сын великодушно сказал:

– Давай дальше...

– Итак, - оживился я.
– Моя зарплата плюс мамина, подведи черту, суммируй. Это - наши возможности. Побочных доходов у нас нет. Теперь другой столбик. Это будут наши потребности.

– Марки?
– живо спросил мой домашний инквизитор.

– Не только...
– дипломатично ответил я.
– Сначала клади сорок рублей. Это ежемесячный взнос за кооперативную квартиру. Затем - электроэнергия, газ, телефон... Где наши расчетные книжки? Сколько ты берешь в школу на завтрак? Двадцать копеек. Так... Множим на двадцать пять учебных дней... И я - полтинник... Расходы на транспорт. Вникаешь?

Сын сосредоточенно сопел, упираясь языком в щеку.

– Ежемесячная стирка, починка обуви, ремонт телевизора...
– продолжал высчитывать я.
– Теперь рациональное питание. Сколько мы с тобой съедаем на завтрак? Мясо, масло, молоко... Уточни у мамы месячные расходы.

Сын уточнил.

– Приплюсовывай... Дни рождения у родственников. Должны мы, как ты считаешь, сделать бабушке подарок - на Новый год хотя бы?

– И маме в день Восьмого марта, - напомнил сын.

– Безусловно... Клади еще по пятьдесят рублей. Клади, клади!

– Маме нужно новое пальто, - вдруг вздохнул сын.

– Ага, начинаешь соображать?!
– мстительно спросил я.
– А тебе? Новая форма, из старой ты уже немилосердно вырос. А мне - новые ботинки?
– И я показал ему подошву с наклейкой ателье срочного ремонта.
– Еще не все. Теперь - культурные развлечения: кино, театр, книги, газеты... Мы же не пещерные люди! Цирк, наконец, мороженое, хотя бы через день... Жевательная резинка...

– И марки...
– насупленно добавил мой наследник.