Операция 'снег'
Шрифт:
– Погоди, погоди, успеешь. Присчитывай отпуск мой и мамин, твой пионерлагерь...
– Байдарка и фотоаппарат...
– почти прошептал мой бедный, придавленный цифрами счетовод.
– И ты заметь, - торжествующим тоном праведника добавил я, - твой отец не пьет и не курит! Ну ладно... Моральные категории, к сожалению, не поддаются точному вычислению. Итак, суммируй. Что там у тебя выходит?
После несложных арифметических действий на тетрадном листке в клеточку сын преподнес мне ошеломивший нас обоих результат.
– Эх ты!
– сказал я.
–
Мы проверили результат вместе, дважды, но он не менялся: оказалось, что для довлетворения наших насущных потребностей необходимы три мои и две мамины зарплаты...
– Как же мы ухитряемся жить?
– допытывался сын, этот поклонник житейского реализма.
– Не знаю, - честно признался я.
– Как-то выкручиваемся...
Этот урок помог, но ненадолго...
В конце концов я смирился. Оказалось, что вечные страдания приносят и некоторые душевные радости. Мне уже мерещилась мировая известность моего выдающегося собирателя, международные конгрессы коллекционеров, филателистические премии, выступления по Интервидению...
– Ну-с, брат, - обратился я как-то к сыну после вечернего чая, в блаженном предвкушении потирая руки.
– Мне удалось выцарапать две прелюбопытнейшие марочки Британской Гвианы. Сейчас мы их, родимых, вклеим куда следует. Доставай-ка свой альбомчик...
– Понимаешь, папа...
– сын посмотрел на меня распахнутыми до дна глазами.
– Я давно хотел тебе сказать... Но ты смотрел телевизор. У меня... У меня нет альбома...
– Потерял?!
– всхлипнул я и в предынфарктном состоянии опустился на диван-кровать.
– Ну что ты, папочка!
– снисходительно пожал плечами сын, видимо несколько шокированный такой вопиющей глупостью родителя.
– Просто у меня сейчас его нет.
– Ага...
– радостная догадка осенила меня.
– Ты на время дал его своему товарищу? Посмотреть? Так сказать, приобщить к великому делу коллекционирования? Понимаю... Хвалю! Молодец! А далеко он живет, этот твой товарищ?!
– Папа... Это мальчик, над которым наша школа держит шефство. У него осложнение после поли...
– тут он запнулся.
– Поли-ми-э-лита. Парализованы обе ноги. Он не может ходить, понимаешь - совсем не может! Никуда не может ездить. Разве в его коляске далеко уедешь? Я... Я подарил ему свой альбом. Ты не будешь очень на меня сердиться, а, пап? Я ведь могу пойти и в музей, и на стадион, и посмотреть фильм какой хочу, и потом, попозже, съездить в другие страны...
Да... Другие страны... И мне снова представился тот окутанный туманной дымкой тропического утра островок где-то к востоку от архипелага Галапагос. Помнится, я рассказывал вам о старичке, собирающем марки? Может быть, настоящий собиратель должен отличаться бесстрастием и жестким, как у зеленохвостого попугая, сердцем. Говорят, что попугаи живут до трехсот лет...
– А ты не жалеешь о своем альбоме?
– безжалостно спросил я.
– Только честно?
– Да, папа, жалею... Сначала - очень, а теперь - чуть-чуть... Видишь ли, он так обрадовался, что даже заплакал. Понимаешь,
Ну что я мог сказать? У него в руках был целый мир, и он щедро подарил его другому. Это был мой сын, и он стал взрослым. Поэтому я не обнял его и не поцеловал, как раньше, в щеку, а только молча протянул ему руку.
И мы обменялись крепким понимающим рукопожатием...
СОСЕДИ ПОНЕВОЛЕ
Подвели меня часы. Не то я их завести забыл, как обычно, не то где-то в дороге о камень стукнул, - они остановились, а я сначала не заметил. Потом глянул - и не пойму: солнце вроде к закату клонится, а на часах неизвестно что: они цены на прошлогоднем базаре показывают...
Послушал я, а часы стоят. Глянул я еще раз на солнце - и заторопился.
Вообще-то дальневосточная тайга - щедрая, любой кустик ночевать пустит, да ягодами с ветки угостит, и грибов предложит, и мху постелит - не пропадешь! А все ж таки хотелось мне до ночи к себе домой добраться - в рыбачий поселок. Вышел я по течению ручья на берег моря. Ветер вовсю разошелся. В лесу-то он по вершинам гуляет, шумит в пихтаче, трясет лиственницы. А на море сильную волну развел... И вижу я - прилив начался, а давно ли - без часов определить затруднительно.
Мне еще по пути домой нужно было бухту обогнуть. Склоны у нее крутые, кустарником поросли, и мне с тяжелым рюкзаком моим за плечами на скалы лезть не очень-то охота. Берегомто гораздо легче пройти: под скалами песчаная полоса, неширокая, зато твердая, укатанная волнами не хуже асфальта. Я в резиновых сапогах, прилив, вроде бы, недавно начался. "Ничего, - думаю, успею..."
Да, видно, груз у меня за спиной оказался тяжелее обычного, и устал я после трехдневного скитания по тайге, короче говоря, не рассчитал я своих сил, не успел.
Только я из глубины бухты обратно в сторону открытого моря повернул, вижу: не пройти. Сильный накат идет, волны песчаную полосу уже захлестывают своими гребнями, запросто могут с ног сбить и утащить в море...
Одна дорога остается: вверх. И вода подгоняет - уже к сапогам подбирается, скоро голенища захлестнет.
Начал я вверх карабкаться. А с рюкзаком, набитым геологическими образцами, да еще с ружьем по скалам лазить не больно-то удобно. Да и смеркаться стало раньше обычного. Тучи небо плотно обложили, чувствую я стемнеет скоро. Надо на ночлег устраиваться загодя, а то в темноте и голову сломать недолго.
Еще немного вверх залез, остановился отдышаться, пот со лба утер. Осмотрелся. И вижу - площадка на скале небольшая, так - три матраса рядом постелить. Да мне одному много ли надо? Только бы ноги вытянуть и рюкзак под голову определить!
Зато площадка удобная: скала над ней козырьком нависает, дождь не страшен и от ветра более-менее укрытие.
А внизу - береговую полосу совсем приливом скрыло, высокий в Охотском-то море прилив, волны скалы лижут, белая пена по камням стекает, пузырится. До меня волне явно не добраться!