Операция «Тень»
Шрифт:
— Они включили специальную аппаратуру и создали помехи системе самонаведения, — шептал полковник в смятении и смертельной тоске, бессмысленно тараща налитые кровью глаза. — Они хотят взять нас живыми, но я им не дамся.
Гейм отлично видел, что Коул болтает вздор — было ясно: в любую минуту их могут сбить, расстрелять в воздухе. Однако, к его удивлению, истребители отвалили в сторону и пошли на посадку. Заметив это, Коул бросился в свою кабину.
Теперь путь на ту сторону советско-турецкой границы исчислялся секундами, — пилот вздохнул с явным облегчением: кажется, удалось выкрутиться. Но Гейм понял, что именно в эти мгновения настала грозная опасность всему экипажу, он разгадал маневр русских потому, что видел на экране телевизора гибель самолета,
Расстояние исчислялось несколькими секундами. Коул появился, волоча за собой чем-то набитый рюкзак, с парашютом за спиной. Гейм молча наблюдал за ним. В переговорной трубе послышался голос одного из офицеров-операторов:
— Мы, кажется, спаслись, мистер Коул?
— Все о’кей… — пробормотал в ответ полковник, внимательно рассматривая далекую землю, ожидая смертельного удара оттуда.
По-видимому, только двое из находившихся на борту самолета, он и капитан Гейм, знали истинную причину «отступления» русских и понимали, что в любой миг по ним ударят с земли ракетами противовоздушной обороны. И эти действия будут оправданы. Самолет, изучающий погоду, не будет пускать ракеты в их истребители. Этим уже подтверждается, что никакие они не метеорологи, а настоящие агрессоры.
Гейм вдруг заметил, как неподалеку в небе как бы из ничего возник клубок оранжевого огня и сине-черного дыма… Кто-то невидимый будто взял самолет гигантской рукой и вмиг раздавил его. Машина развалилась в воздухе, и последнее, что увидел Гейм, — безумные глаза первого пилота, изо всех сил вцепившегося в ручку управления.
Некоторое время Гейм падал камнем, лишь на высоте трех тысяч метров он распустил над головой купол светлого шелка. Ветром относило на запад, и он не сомневался, что находится уже над территорией Турции. Осмотрелся — кругом, на большом расстоянии в воздухе не болтался ни один парашют. Капитан понимал, что спастись имел шанс только заранее готовый к разразившейся катастрофе полковник Коул, однако и его нигде не было видно. Всхолмленные горные долины расстилались внизу, безлюдные, полные неуловимого уныния и обреченности. Гейм маневрировал, прилагая все усилия к тому, чтобы быть отнесенным как можно дальше от советской границы.
Наверное, сказалось отсутствие тренировки, а может быть, действительно прыжки с парашютами в горной и к тому же абсолютно незнакомой местности — занятие не весьма простое, как бы то ни было, несмотря на все старания, опуститься благополучно не удалось: он ушиб голову и ноги о камни, не успел с должной быстротой управиться с парашютом. Ветер гнал шелковый купол по каменистой почве точно парус, и туго натянутые стропы тащили летчика за собой, беспомощного, в полубессознательном состоянии. Как сквозь сон видел он откуда-то появившихся турецких солдат, гасивших его парашют.
Очнулся Гейм в палате госпиталя турецкого гарнизона в Карсе. Убогая комната, плохо побеленные стены… Врач, бегло говоривший по-английски, рекомендовал покой, делал перевязки, многозначительно качал головой.
Гейм размышлял о случившемся. Тот факт, что он остался в живых, представлялся чудом, на которое трудно было рассчитывать. Самолет шел к границе на высоте пятнадцати тысяч метров… Вспыхнувший неподалеку нестерпимо яркий клубок огня и удар, от которого машина разлетелась на куски… Очевидно, взрыв ракеты произошел уж очень близко, и страшной силы ударная волна обрушилась на тех, что непрошено вторглись в воздушное пространство Советского Союза. Где же остатки самолета и тех, кто в нем находился? Гейм хорошо помнил: сильным ветром его отнесло на турецкую территорию, стало быть… Он ни о чем не спрашивал, да и кого здесь было спрашивать и о чем? Его тоже не беспокоили, турецкие военные власти по
Через день появился полковник Коул. Он все-таки уцелел. Хмуро, с трудом разжимая губы, рассказал, как благополучно достиг земли и затем рыскал по всей округе, собирая то, что осталось от самолета и экипажа.
— Большевистские варвары сбили наш невооруженный самолет… — начал было он.
Гейма рассердила эта болтовня. Он рывком повернулся на койке и, с гневом глядя на полковника, спросил:
— Для чего все это, для чего?
Перед его мысленным взором возникли ужасные картины гибели двух прилетевших в эти края американских шпионских самолетов с авиабазы Инджирлик. Казалось, Коул понял переживания Гейма, он перестал ходить по палате, поднял на «приятеля» удивленные глаза:
— Для того чтобы иметь возможность нанести удар первыми, ты это знаешь не хуже меня, Стив.
Гейм закрыл глаза, и тотчас перед ним возник образ первого пилота, в ужасе перед наступавшей смертью вцепившегося в ручку управления.
— Чудовищно, — прошептал он.
Коул ухмыльнулся, передернул плечами.
— Наши генералы убеждены, что тот, кто первым нанесет удар в новой большой войне, почти наверняка выиграет эту самую войну, — заговорил он. — Но эффективность первого удара должны заранее обеспечить мы с тобой: наши ракеты и стратегические бомбардировщики смогут прорваться через советские линии заградительного огня лишь в том случае, если мы загодя разведаем для них систему советской обороны. Я думал, что это элементарные истины, Стив. Операция «Элинт»…
Гейм резко перебил:
— Она слишком дорого обходится нам, эта твоя «Элинт»!
— Возьми себя в руки, Стив, и не хандри, — примирительно заговорил Коул. — Ответственность — тяжелое дело, даю тебе в том слово джентльмена, и я беру на себя всю ответственность за то, что случилось. Меня успокаивает, что в штабах понимают: война есть война, потери в ней неизбежны.
— Война!..
— Ну да — война. А как же ты еще назовешь то, чем мы с тобой занимаемся все это время? Разве наша разведка, систематический облет советских границ не есть элемент войны? То обстоятельство, что мы занимаемся такими делами в мирное время, ничего в принципе не меняет… Не хандри.
— Мне жаль наших парней, — признался Гейм.
Коул внимательно посмотрел на него.
— У турок в почете поговорка: «Змея, которая меня не жалила, пусть живет хоть тысячу лет».
Это была неприкрытая угроза: Гейм знал, что не русские, а Коул сам уничтожил самолет, первым появившийся в тот день над Советской Арменией. Но разве поверили бы ему, Гейму? Да и чем мог бы он доказать свое обвинение? Ничем.
Он обернулся к Коулу:
— Я в твои дела не вмешиваюсь.
— Вот и правильно, ты же не знаешь ни моих полномочий, ни инструкций, которые я выполняю. — В голосе полковника Гейм почувствовал облегчение. — А нам с тобой еще служить да служить! Подожди, я сейчас кое-что организую. — Он на минуту покинул палату и тотчас вернулся в сопровождении служителей госпиталя, несущих вслед за ним на большом железном подносе бутылки, кувшины, чашки.
Когда поднос был осторожно водружен на столик у койки, Гейм и Коул снова остались одни. Полковник проворчал:
— Сейчас я составлю мой любимый коктейль, и ты оближешь пальчики. — Не теряя времени, он принялся за дело.
— «Зверобой»?
— У тебя хорошая память, Стив… Вот выпей-ка. Ну, как, а? — Коул, не переводя духа, осушил большую чашку.
— Паршивые виноделы, — заговорил он. — У турок много отличного винограда, но виноградное вино — дрянь. По всей Турции уйма кондитерских, но пирожные нельзя в рот взять — гадость на сое и постном масле. Вздумаешь побриться, лучше не заходи в парикмахерскую — они захотят обязательно поставить тебя чуть ли не на голову. Брр… Без моего «Зверобоя» тут околеть можно. — Он пил еще и еще. — И не расстраивайся… Жив остался — благодари судьбу, а о других не думай — они издержки подготовки к войне… и там, в Пентагоне, это хорошо понимают… Ну, я сегодня же подамся в Сайгон, не залеживайся тут…