Операция "Вечность" (сборник)
Шрифт:
По крутой лесенке я поднялся на антресоли и попал в небольшой коридорчик с раздвижными стеклянными стенами, за которыми виднелась желто-серая в эту пору года трава.
Я любил приходить сюда. Остальные домочадцы делали это редко. Мама — никогда. Отец занимался конструированием световодов. Догадаться, что и каким голосом заговорит в его комнате, было невозможно.
Я почувствовал усталость, прислонился спиной к дверному косяку и прикрыл глаза. Вошел отец.
— Привет, папа, — сказал я, не двинувшись с места. Он улыбнулся, вздохнул, потер пальцами виски, потом быстро, словно вспомнил что-то, подошел и положил мне руки на плечи. Мы обнялись.
— Ты утомлен, — сказал он.
Я внимательно посмотрел на него. Морщинистое лицо, темные тени под глазами. Небось, снова всю ночь просидел над своими даторами. А вообще-то держался молодцом. Выглядел, пожалуй, даже моложе, чем в тот день, когда мы простились на космодроме.
— Есть что-нибудь новенькое? — спросил я, указывая на раскрытую дверь в кабинет.
— Ничего особенного… — ответил он пренебрежительно, старательно прикрыл дверь и, засунув руки в карманы халата и не глядя под ноги, спустился в холл. Я последовал за ним, сел в кресло и откинул голову на спинку. Глаза слипались.
— Скажи что-нибудь, — попросил я, — а то усну.
Он сделал вид, будто не расслышал. Несколько секунд стоял, глядя на меня в упор, потом, заложив руки за спину, принялся расхаживать по комнате.
— Тебя вызвали из-за Фины? — Наконец спросил он.
Я молчал.
— Ты вернулся окончательно? Или…
— Нет, — оборвал я. — Не из-за Фины.
Наступило молчание. Из глубины дома донесся какой-то звук. Отец нетерпеливо пошевелился.
— Дан, — начал он с расстановкой, — ты должен понять, что…
Я не понял бы. Сейчас. Мне повезло: дверь со стуком отворилась и в холл с визгом влетела Сосна, моя младшая сестра. За ней появилась улыбающаяся мама.
— Могли бы сделать это на Бруно, — упрямо повторил я.
Норин досадливо поморщился. Дважды прошелся по кабинету, потом остановился передо мной, словно набираясь терпения.
— Не могли, — процедил он сквозь зубы. — Да и не важно, могли или нет. Мы вызываем людей с внеземных объектов, потому что так надо. Надеюсь, ты не думаешь, что вызываем для забавы. И на этом можно было б поставить точку, если бы ты занимался, положим, разведением кур. В нашей службе есть только два пути: либо в ведущую группу, но вместе с людьми, либо…
— … ты нам не нужен, — подсказал я.
— Именно это я и хотел сказать, — закончил он тем же тоном.
Я встал. Обошел кресло и провел пальцами по спинке. Она была прозрачной, шершавой и эластичной. Не люблю такой мебели. В детстве у меня от нее выступала сыпь.
— Теперь понятно, — проворчал я, — почему ты пригласил меня именно после обеда. Приглашение на пустой желудок могло плохо кончиться.
Ясно, Каллен нажаловался. Не просто так он приехал прямо на космодром. Иначе Норин не заглянул бы «случайно» в информационный кабинет, где я развлекал разговорами умаявшегося техника.
Мы долго молчали. Я оторвался от кресла и подошел к окну. Лаборатории экспертной группы занимали верхний этаж главного корпуса. Норину достался угловой кабинет — единственная комната, заслуживавшая такого названия в длинном ряду лабораторий, уставленных аппаратурой, которая связывала Центр с узлами всемирной информационной сети. Сквозь голые ветки деревьев были хорошо видны его плоские постройки. Все огромное пространство Центра словно вымерло. Так было всегда. Из шестнадцати тысяч здесь, в городе, постоянно находилось не больше сорока человек. Остальные, как и персонал фабрик, заводов, сотрудники учреждений, школ и научных организаций, работали дома, на островах или в горах, как кому удобнее и где, учитывая специфику собственного организма, человек мог максимально проявить себя и свои способности.
Море сулило хорошую погоду. Верхние этажи корпуса были еще затянуты облаками, но узкий краешек пляжа уже золотило солнце. Казалось, суша окантована отполированной медной полосой. Я подумал о Волинском парке с его заросшими тропками, озерками, о палатке среди высокой сухой травы на вытянутой косе, напоминающей брошенную в воду ветку… Были и другие места…
— Послушай, Данбор…
Я вздрогнул. Только Норин называл меня полным именем, которое я не любил. И этот чуждый ему тон, словно он снимал покрывало с памятника и произносил подобающие в таком случае слова.
— Я хотел кое-что сказать о вас с Финой. То есть, о…
— Послушай, — прервал я не оборачиваясь, — а не лучше ли мне уйти?
Он выпрямился и глубоко вздохнул.
— Считаешь, что говорить не о чем?
Я взял себя в руки. Так я не добьюсь ничего. Самое большее затяну эту словно выхваченную из дурной мелодрамы сцену.
— Хорошо, — сказал я. — Но условимся об одном. Если нам действительно есть о чем говорить, давай ограничимся живыми.
— Ничего другого я и не делаю, — быстро ответил он. — Несчастный случай с Финой… — он осекся. Наступила тишина.
Несчастный случай! Как это прозвучало! Авария автоматического дозатора дейтерия. Авария… Фина работала в центре пороговых мощностей Балтийского энергетического региона. Кто там не бывал, тому слово «авария» ни о чем не говорит…
— Ты прав, — сказал наконец Норин глухо, как будто преодолевая внутреннее сопротивление, — дело не в Фине. Я считаю, что ты из-за нее отвергаешь возможность реализовать извечную мечту человечества…
— … о прозябании, — подсказал я.
Он замолчал. Некоторое время изучающе смотрел мне в глаза, потом неуверенно проворчал:
— Ну, допустим…
— Я ничего не отвергаю, — сказал я уже другим тоном. — Просто есть темы, которых мне не хотелось бы касаться, и если ты этого не понимаешь…
— Не будь ребенком, Данбор, — прервал он. — Дело не в том, приятно это или нет. Мне или тебе… Как понимать — не отвергаешь? — быстро спросил он. — Ты же только что…