Операция "Вечность" (сборник)
Шрифт:
— Вероятно, мы больше не увидимся, Стеф, — сказала Лен.
— Почему? Навести меня, если будет желание. Мой знар тебе известен.
— Нет. Лучше приезжай ты. Впрочем, знаю, не приедешь. На свете миллиарды людей, и случайно мы уже не встретимся.
— Разве что это опять будет хорошо отрежиссированная случайность, — улыбнулся он.
— Не будет, — сказала она. — Прощай.
— Прощай, Лен… и спасибо тебе.
Она повернулась и вышла не оглянувшись. Он только видел, как за прозрачной стеной мелькнул ее плащ.
— Сублет Корна, — произнес мегафон голосом автомата.
Шлюз на мгновение раскрылся, и по желобу, заполнив его, беззвучно продвинулся вагон в форме снаряда. Его верхняя часть раскрылась, и Корн, войдя, удобно устроился в кресле. Крыша задвинулась, и несмотря на то, что снаружи она была черной и шероховатой, изнутри он видел перрон и людей на нем.
На пульте зажегся желтый сигнал.
— Отлет, — произнес голос внутри кабины.
Вагон медленно двинулся вдоль перрона, прошел через шлюз и оказался в полной темноте. Корн чувствовал, как его вдавливает в кресло. В кабине загорелся свет.
— Музыка, видео или обед? — спросил голос.
— Я хочу подумать, — ответил Корн.
— Повтори, не понял.
— Не хочу ничего. Это ты, надеюсь, понимаешь? — Корн вытянул ноги и удобнее устроился в кресле.
11 Сознание возвращалось с трудом, рывками. Это не было обычным пробуждением. Он беззвучно мчался в туннеле и осознал это не сразу. Затем он увидел желтый свет, матовый экран, кресла и понял, что находится в сублете. Пытаясь сообразить, как оказался здесь, в вагоне, подумал о Корне и понял все. Его сознание снова заработало, и он вспомнил какой-то город, толпы людей, голубые знамена. Он знал, что это встречают космонавтов, вернувшихся с Венеры. А потом понял, что все это произошло еще до его рождения, и, значит, это память другого человека, Стефа Корна, информация, которую считывало его собственное сознание.
Он сосредоточился и снова оказался в сублете. Над кабиной беззвучно убегал назад черный туннель, вспыхивали и гасли одинокие огоньки указателей расстояния.
Он с трудом вспомнил знар Тельпа, знар, который помнил всю жизнь. Отстукивая на клавишах цифры знара, несколько раз ошибался. Наконец на экране появилось лицо Тельпа.
— Кев, со мной что-то неладно… — сказал он. — Очень неладно…
Тельп несколько секунд молча смотрел на него.
— Я ждал твоего вызова, — наконец сказал он.
— Ты должен мне помочь, Кев…
— Я не помогу тебе, Джуль, — Тельп говорил медленно, с расстановкой. — Не смогу.
— Почему? Что случилось?
— Ты уходишь…
— Почему? Ведь все удалось…
— Ты уничтожил… тот мир…
Тертон уже не видел лица Тельпа. Вспомнилась девушка, которая вела автомобиль. Это была та девушка, которую он видел в высотном здании, прежде чем уничтожил ее, и одновременно она была другой, неуловимо другой. Он помнил приближавшуюся темно-зеленую стену леса, в который втягивалась автострада, и голубое небо жаркого дня, белесое над горизонтом. Помнил, что хотел обнять девушку, которую знал и любил давно, и быть с ней, и считать это единственной и окончательной реальностью, такой, в которой живут другие люди, его коллеги по институту. Помнил огромный грузовик, обогнавший его, и водителя, курившего короткую трубку и о чем-то рассуждавшего со своим товарищем. Он помнил, что потом они подъехали к деревянному дому с крутой крышей, втиснутому в сосновый лес на склоне горы, и сидели на террасе, пили чай. Он тогда смотрел на далекие вершины, выплывавшие из облаков. Помнил вечернее телесообщение о футбольном матче, и потом, прежде чем уснуть, прижавшись к Каре, вспомнил шум потока, отсчитывавшего мгновения уходящего времени.
Он снова взглянул на Тельпа и тихо спросил:
— Почему я все это помню?
— Что помнишь?
— Его память…
— Ты уходишь, Джуль, я же сказал. Ты уничтожил имитированную реальность, и там уже нет ничего.
— Знаю. Я сам хотел этого.
— Почему ты не спросил меня?
— А ты согласился бы? — он хотел улыбнуться.
— Нет. Но я сказал бы тебе, что во время каждого сеанса, когда Корн был там, в имитированном мире, твоя личность проецировалась на его мозг.
— Проецировалась…
— Да. Ты никогда не был там постоянно. Всякий раз приходилось с помощью генераторов памяти усиливать твою личность. Когда ты пребывал в его мозге, а это был его мозг, Джуль, помещенные в нем твои записи с каждой минутой становились все труднодоступнее, они капсюлировались, изолировались…
— А сейчас?
— Сейчас их уже нельзя усилить. Взрыв, аннигиляция той действительности…
Тертон опять не видел Тельпа, только слышал отрывок текста, которого никогда не читал.
— … а Солнце останется, и облака останутся, и лес распустит почки…
Он не помнил, что это было и как связано с тем, что было.
— Ты можешь спасти меня, Кев, — сказал он, когда опять увидел Тельпа.
— Не могу. Это конец, Джуль. Я хотел бы, поверь мне…
— Наверняка можешь. Такие, как ты… такие никогда не отрезают последней возможности. Или уже тогда, там, там… в хранилище, ты знал, что конец будет таким…
— Неправда, Джуль. Ты сам…
— Вы всегда так говорите. Но вы создаете возможности… и оставляете…
— О чем ты?
— … для таких глупцов, как я, которые думают, что они всемогущи.
Он опять видел не Тельпа, а искрящийся снежный склон и понимал, что что-то произошло.
— А что будет с экспериментом? Ведь все делалось для того, чтобы услышать ИХ.
Ответа не было, он сосредоточился и снова увидел лицо Тельпа на экране.
— Передай меня в хранилище, — сказал он. — А потом что-нибудь сделай, чтобы я вернулся. Я хочу жить… еще немного…
— Не могу. Ты слишком далеко.
— Но ведь ты мог… Ты же знал…
— Ты не сказал мне.
— … ты всегда был таким, Кев, основательным и упрямым… Когда я носил тебя на руках, ты все время старался взять у меня…
Он уже забыл, что хотел у него взять тот мальчонка, которого он помнил.
— А она не погибла… — сказал он.
— Кто?
— Девушка в том городе. Я помню ее и сейчас, она другая. А другую я знаю и всегда знал, только иначе. Хорошо ее знал, только не помню… Всю жизнь помнил ее, ее помню я, не он… помню иначе…