Операция "Вечность" (сборник)
Шрифт:
Он взглянул на Рода, сидевшего на втором сиденье двухместного стратора, на приборы, действия и значения которых не знал, а потом на свободное пространство за сиденьями, освещенное красными лучами солнца, падавшими через овалы окон. Солнце на секунду погасло, потом засветилось ярче. Они пробили плотный слой облаков, и теперь над ними висело темно-синее небо, постепенно переходившее в черноту по мере того, как они поднимались все выше. Внизу в фиолетовой дымке осталась Земля, серая, смазанная, и только временами откуда-то сбоку взблескивала на мгновение поверхность
— Входим в стратосферу, развиваем полную скорость и скоро будем на месте. Терпение, Корн, — сказал Род. Род разговаривал с ним, будто он прибыл издалека.
"А человек? Вот этот Род, который мог бы пилотировать ракеты моих времен, он — иной? А Лен, Норт, Готан, Тельп? Они из моего времени или уже из будущего?" — Он не мог ответить себе на этот вопрос. "Может, потом, когда я побуду здесь дольше, я пойму", — подумал он, одновременно сознавая, что если они иные, то мир тоже иной и никогда не станет его миром.
Он снова взглянул на землю, но увидел только фиолетовые облака, заслонившие и сушу, и воду, и то, что в течение миллиардов лет создавала эволюция, а потом совершенствовал человек. А вверху были звезды, они посылали свои безнадежно далекие сигналы по-над временем, почти на границе Вечности. Он подумал о далеких солнцах, о сигналах спиральных галактик, несомых фотонами, о словах, переданных на языке, который есть голос Вселенной, и одиночестве планеты, частицей которой он был. Потом самые слабые звезды погасли, а ясные затянуло туманом.
— Садимся, — сказал пилот, — и через минуту ты уже не увидишь звезд, хотя они и светят там всегда. С Земли почти не видно звезд. И мы не слышим их, хотя они всегда говорят с нами. Веками люди вслушивались в их голоса. Теперь твой черед. Корн.
БОГДАН ПЕТЕЦКИЙ ОПЕРАЦИЯ "ВЕЧНОСТЬ"
— На-адо же, — протянул Патт. — Стоило только человеку подумать о бренности бытия, как он тут же возжелал бессмертия.
— Тоже мне новость, — проворчал я и не глядя нащупал на пульте клавишу проектора. На экране появилась схема станции.
— Новость не новость, — в голосе Патта прозвучала насмешка, — а лозунг дня. Говорят, за ним стоит побольше, чем за любой другой модной фразой. А вот это, — он кивнул на экран с резко обозначенной сетью энергопитания, — можешь прихватить с собой. Я пять лет просидел в точно таком же коконе на Фобосе.
Он откинул спинку кресла и вытянул ноги.
В самом деле, пять лет — это не шутка. Но существуют формальности. Он знает — с тем и прилетел! — что свалился на меня с неба как главный приз, даже готов простить мне мое показное безразличие. Пять лет, надо же! А я не дотянул и трех. Повезло!
Я ударил ладонью по клавишам. Экран погас. Почти одновременно на главном экране связи взметнулись огненные кометки. Пять часов. Земля, как обычно, проверяет системы памяти станции, выслушивая накопившуюся за неделю информацию.
Я пересек кабину, вынул плоский контейнер и вывалил на постель его содержимое. Несколько книжек размером с костяшку от домино, три голограммы, зубная щетка, два небольших камушка с Земли. Вот что делало домом этот бетомитовый желудь, укрытый в скорлупе планеты, для которой Солнце было всего лишь звездой, пусть даже и самой яркой, но одной из многих.
На сборы ушло не больше минуты. Я перекинул ранец через плечо и повернулся к шлюзу.
— Летишь? — бросил Патт.
Я не остановился. Послышался шорох принимающего нормальное положение кресла, потом звук шагов. Видно, он учуял неладное.
— Не горюй, вернусь, — буркнул я, подошел к двери и включил автомат люка. Не снимая руки со скобы, повернулся. Патт стоял посреди кабины. Я внимательно посмотрел на него. Может, немного дольше, чем следовало.
— Летишь, — повторил он на этот раз утвердительно.
— До свидания. Я же сказал — вернусь. Впрочем, не в этом дело. Так или иначе, мы встретимся. По теории вероятности…
— Слушай, Дан, — прервал он. — Что-то не так? Ты хотел остаться? Тогда скажи им сам. Меня ведь не спрашивали…
Он был недоволен. Естественно. Я подвел его.
— Порядок, Патт, — сказал я. — "Приготовься к сюрпризу", — с этого ты, кажется, начал, как только вылез из ракеты. Час… нет, уже почти полтора назад. Ты сказал «достаточно». Если не ошибаюсь, споры начались лет двадцать пять назад. Когда я улетал, перебранка уже шла во всю. И конечно, наиболее вескими были доводы противников проекта. Потому-то и следовало ожидать, что проект пройдет. Так в чем же здесь сюрприз?
— Ты против бессмертия или просто занимаешься словоблудием? — Его голос подскочил на полтона. Не скажу, чтобы у меня от этого улучшилось настроение.
— Будь спокоен, я не помешаю тебе странствовать по вечности, — проворчал я. — Нет, не странствовать, а пребывать в ней. Улавливаешь разницу?
— Хорошо, — поддел он меня. — Ну, а сколько же намерен прожить ты?
— Не знаю, — ответил я, не поступившись истиной. — Долго.
Я уточнил орбиту и уставился на экран. Последний раунд.
Это была моя планета. Три года или пять, какая разница. Я имел право называть ее своей. Независимо от того, что скажет какой-то там Патт. Он тоже заслужит это право. Только не сразу.
Я подкрутил настройку. По экрану поплыли рыжие в инфракрасном свете выходы коренной породы, испещренные неглубокими выбоинами в местах падения метеоритов и иссеченные рваными линиями тектонических сбросов. Из бескрайней равнины вздымались зубчатые каменные башни и пирамиды. Их появление всякий раз было неожиданным, они походили на руины готических соборов, разбросанные по плитам аэродрома. Линия горизонта была не видна, границы планеты обозначало лишь кольцо горящих в глубокой тьме звезд.