Оперативный простор
Шрифт:
— Ага, ага, — закивала та. — Испугали до ужаса. Определённо, товарищ Лапин узнает сегодня много интересного.
— Да иди ты со своим Лапиным! — плюнул я.
— Ой, ой, какие мы грозные! Катитесь колбаской по малой Спасской гражданин! А я прямо сейчас отправляюсь в жилотдел, — засобиралась та.
Настроение было напрочь испорчено. А ведь утро начиналось так хорошо, так многообещающе…
Мадам явно не собиралась пускать слова на ветер. Если обещала настучать загадочному товарищу Лапину, так и сделает. А это предвещало новую порцию неприятностей для Кати. Как бы не пришлось по серьёзному схватиться за её жилище —
Нет, тоже не вариант. Хочешь сделать что-то хорошо — сделай сам.
Обстоятельства складываются так, что мне волей-неволей придётся внести коррективы в планы на сегодняшний день. Если жильё Быстровы получили по линии военного ведомства, надо провентилировать этот вопрос с начальством Александра. Может там найду поддержку.
Решено, сразу после «Крестов» поеду в эту самую военшколу, где он преподавал. Заодно попробую там поводить клювом — может, нарою что-то полезное.
Взять того же Вадима Борисовича Птахина — ну не верю я, что этот господин хороший от чистого сердца озаботился бедами арестованного сотоварища. Не тот типаж. Есть, есть тут какой-то свой интерес. Это во мне не говорят, а просто кричат знание человеческой психологии и оперская чуйка.
Надо бы аккуратно взять его за жабры и потрогать на предмет… Да на любой предмет. Если суетится, значит, есть чего скрывать.
И иногда не нужно копать глубоко, чтобы найти причину чужих волнений.
Глава 17
Прежде в «Крестах» я был только в качестве туриста, причём довольно давно. В памяти отложилась камера-одиночка, которую показывали во время экскурсии — высокое светло окно, тёмно-коричневый дощатый пол, побеленный потолок, оштукатуренная стена, выкрашенная в два разных колера, стол, табуретка, электрическая лампочка, не то топчан — не то кровать.
Особо страшных впечатлений после себя камера не оставила, приходилось видеть места, по сравнению с которыми эта одиночка — всё равно, что гостиничный номер.
Хотя тут как в анекдоте — не надо путать туризм с эмиграцией. В реальности порой в камеры набивали столько людей, что они чуть ли не сидели на плечах друг у друга.
Ещё запомнились решётчатые лестницы и переходы, они складывались в какой-то вычурный архитектурный ансамбль.
Ещё недавно здесь был лагерь принудительных работ особого назначения, теперь же «Кресты» переделывали под следственный изолятор, и Александру то ли повезло, то ли не повезло стать одним из первых задержанных, которого поместили сюда на время следствия. Прежде, если я правильно понял Катю, «политических» держали в Доме предварительного заключения на Шпалерной, а тех, кто проходил по уголовным статьям — на Малой Охте в казармах Новочеркасского полка.
Самбур немного задержался, но я добросовестно прождал его у ворот всё это время, никуда не отлучаясь.
Одет следователь был в матросский бушлат явно с чужого плеча, подмышкой у него был потёртый кожаный портфель.
— Привет, Жора!
— Здорово! Как Раису проводил?
— Да нормально. Когда возвращался, один типчик хотел пристал насчёт «закурить есть», я ему на всякий случай
— А, ну это правильно, — поддержал его я. — Бережённого бог бережёт.
— Кажется пора придумать что-то взамен этой старорежимной поговорке, — улыбнулся он. — В общем, по нашим с тобой делам: бумаги я выправил, твой визит имеет официальный характер, так что следствие на тебя рассчитывает, товарищ Быстров.
— Какой лимит времени?
— Минут сорок — не больше, потом мне надо бежать в суд. Одного тебя в «Крестах», извини, не оставлю.
— Сорок так сорок, — не стал спорить я.
Конечно, чем больше — тем лучше, но даренному коню на зубы смотреть не принято. Эти несчастные сорок минут были тем самым подарком, на который я не особо рассчитывал.
Александра вызвали в комнату для проведения допросов: мрачную и стылую, из которой хотелось бежать без оглядки. Был ли в том какой-то психологический расчёт (причём на мой взгляд — ошибочной) или помещение выбрали методом научного тыка… но даже мне было здесь как-то не по себе. Сама атмосфера давила на человека, заставляла прятать глаза, опускать плечи ниже.
— Задержанный Быстров доставлен, — доложил конвоир, впуская Катиного мужа.
Я посмотрел на её избранника с интересом. Моего роста, явно похудевший на казённых харчах, с прямой спиной — не зря про таких говорят, что он словно кол проглотил, чем-то походил на иностранца — переодень его из изношенного грязного френча в костюм (который я сменил на свой) и хоть сейчас можно смело отправить гулять по Монмартру, под носом жёсткая щёточка усов, на щеках рыжеватая щетина — ну да, с бритьём в СИЗО непросто.
Он явно удивился, когда заметил меня и не сказать, что обрадовался. Скорее наоборот — счёл моё появление дополнительной строкой в приговоре.
— Задержанный Быстров прибыл по вашему распоряжению, гражданин следователь, — чуть надтреснутым простуженным голосом представился он.
— Садитесь, — показал ему на табурет Самбур. — Заранее хочу предупредить — вся мебель тут привинчена к полу и не сможет стать оружием.
— Благодарю за предупреждение, но бить следователя табуретом по голове не входило в мои сегодняшние планы.
Александр сел, стараясь не смотреть в мою сторону.
— Вы не желаете изменить ваши показания? — деловито спросил следователь.
— Не желаю, — подтвердил он.
— И как прежде отказываетесь сообщить следствию, где находились в момент совершения убийства гражданина Хвылина?
— Мне нечего вам сказать, — сухо ответил Александр.
— Уверены? — нахмурился Самбур.
— Да. Я от своих слов не отказываюсь.
— Товарищ следователь, оставьте нас пожалуйста наедине, — попросил я.
Самбур кивнул, спокойно поднялся из-за стола и вышел. Мы остались вдвоём с Александром.
— Здравствуй, — сказал я.
— И тебе не хворать, — произнёс он и тут же закашлялся, поднеся ко рту кулак. — Извини, Георгий. В камере холодно и сыро, как только мокрицы не завелись…
— Что-то мне подсказывает, что тебе там совершенно не нравится.
— Издеваешься? Ну издевайся дальше. Я ведь для тебя тоже недобитая контра, как и для следователя. Вы с ним просто два сапога пара, — со злостью заключил Александр. — Знаешь, нам не о чем с тобой говорить. Мы с тобой как будто из разных миров. И у каждого своя правда, вот только понять друг друга нам не суждено.