Оператор моего настроения

Муар Лана

— Хороший мальчик. Будешь таким послушным, накажу ремнем твою сладкую попочку. Как ты любишь, — глажу его по голове, наблюдая за стремительно падающей вниз челюстью Вероники, и задумчиво тяну, — А знаешь что… Ладно. Забирай. Я не жадная. Этот мне больше нравится.

— С… спасибо…

— Да не за что, куколка. Ты такая лапочка, что жадничать не хочу. И вот ещё что. У Боречки есть одна любимая ласка или фетиш, ты уж извини за такие пикантные подробности, но если собралась с ним жить, то лучше тебе о ней знать заранее — сам он постесняется сказать. Скромняшка ведь.

— Ка…кая?

Посмотрев по сторонам, наклоняюсь к уху Лугановой и шепчу:

— Он просто без

ума от того, когда ему мошонку выкручивают. Не ласкают, поглаживая, а именно выкручивают. Вот так, — поднимаю ладонь на уровень ее широко распахнувшихся глаз, резко сжимаю в кулак и кручу, показывая правильное исполнение "любимого фетиша" Рокотова. — Пищит от восторга, как мышонок. Попробуй обязательно.

— Х… хорошо…

— Ну теперь ты все знаешь, и я могу быть за него спокойна. С этого момента Боречка твой, Вероника. Развлекайся, сладенькая.

Похлопав куколку по плечу и клацнув напоследок зубами, щелкаю пальцами Мишке и гордой походкой законченной садистки иду к лифтам, где начинаю ржать в голос от непрекращающихся вихляний задницы коллеги. Благо хоть сумку отдал и не обмуслякал слюнями.

— Мишка, заканчивай! Я рожу прямо здесь и сейчас!

— Да-да, моя Госпожа! А вы мне покрутите мошонку? Я так мечтаю об этом!

— Миша-а-а! А-а-а-а!!! Кошатник ты недобитый!!!

Всю дорогу до клиники и остаток рабочего дня мы с Мишкой угорали над моим выступлением с программой "Сучка года по версии Лугановой и Рокотова". Мне даже знать не хотелось, что он там наплел силиконовой кукле Барби про меня и мои похождения, но если она поверила и слопала ту лапшу, которую навесила на ее уши я, то флаг ей в руки. Вернее, мошонка Рокотова в ладошку. Идиотки по типу Лугановой меня не задевали. Видимо, при ее зачатии сам Боженька отдыхал, а уж ему виднее кого и чем одарить — тупостью, красотой или обоими качествами сразу. Моя мстительная сучка писалась кипятком, представляя момент, когда Вероника решит испробовать "дружеский" совет в действии. И этот момент я бы не отказалась увидеть или хотя бы послушать. Вот только когда приехала домой и увидела маму с белым лицом, а потом и причину ее такого состояния, вырвать яйца Боречке мне захотелось лично. Медленно и максимально мучительно. Он не нашел ничего лучше, чем прислать фотографию Макса и кислотной пигалицы маме. Ни я, ни Максим ей ничего не рассказали, посчитав, что Рокотов будет бить по мне, а он, как последняя тварь, ударил в спину. Выждал момент и показал свое истинное лицо. Подлую, гнилую натуру.

— Мама, всему есть объяснение, — медленно произнесла я, опускаясь на стул. — А этому, — кивнула в сторону фотографии на телефоне, — и подавно.

— Если ты скажешь, что простила ему измену…

— Макс не изменял. Он мне никогда не изменял. Это Рокотов подослал к нему девчонку, прикрываясь квестом. Та подсыпала Максу какой-то дряни в кофе, чтобы сделать фотографию и украсть личную вещь, а я вовремя вернулась домой и увидела.

— Что!? Лиза, это какой-то бред!

— Да, мама. Боречка именно на это и рассчитывал. Подумал, что я поверю какой-то фотографии и не стану слушать правду. Он просчитал все, но не учел одного — Макс раньше сдохнет, чем нарушит свое слово, а я ему верю, как себе. Максим ни за что не ляжет в постель с другой. Он мне пообещал это. И его слово стоит гораздо больше, чем все обещания Рокотова вместе взятые. Не веришь?

Я достаю свой мобильный, кладу его на стол и, включив громкую связь, звоню Максу.

— Елечка, привет! Как ты? Что-то случилось? — отвечает он спустя три гудка, перекрикивая шум толпы.

— Привет, Малыш. У меня все хорошо.

Просто соскучилась до ужаса. Как прошел концерт?

— О-о-о!!! Филыч разорвал "Лужники"!!! Это надо было видеть, Еля! Тут такой трешняк творится! Подожди секунду, отойду куда-нибудь, где потише, — гул через несколько секунд стихает, и в трубке слышен лишь шум кондиционера, а потом тихое, — Еля, я хочу домой до ужаса. Я соскучился по вам с Мирой. Как моя малышка? Не буянит?

— Нет. Ждёт, когда папочка вернётся и снова будет читать ей сказки на ночь, — улыбаюсь, видя удивление в маминых глазах, и краснею до корней волос от вопроса Макса:

— А ее мама? Она тоже ждёт своих сказок на ночь? У меня такой стояк, что гвозди заколачивать можно! Я приеду и устрою тебе такое!

— Макс! — пытаюсь не сгореть до тла от стыда, судорожно тыча пальцем в экран телефона, чтобы наша привычная беседа с уклоном в откровенный интим не звучала из внешнего динамика, а мама смеётся, мотая головой и закрывая ладонями уши, на самых пикантных подробностях, звучащих на всю комнату. — Макс, я у мамы!

— С ней что-то случилось? — голос в одно мгновение наполняется тревогой. — Еля!?

— Нет, с мамой все хорошо. Я просто не смогла спать одна и поехала к маме. Мне так спокойнее, — чертов телефон все никак не вырубит громкую и моргает экраном, доводя меня до состояния нервного психоза.

— Ну это правильно. Только тебе мотаться на работу дольше. Может попросить Татьяну Федоровну, чтобы она пока к нам переехала? Хочешь, я ей сам позвоню? Правда очково, если честно. Она у тебя суровая.

— Макс! — я уже чуть не плачу, проклиная мобильный и его создателей.

— Еля, ну не расстраивайся ты. Я не обязан ей нравиться. Не грохнула и за это спасибо. Главное, что ты меня любишь, а с Татьяной Федоровной я как-нибудь наведу мосты. Мирка родится, может тогда потеплеет малеха. Я тут кстати ей такую бритву в коллекцию увидел на барахолке! Прикинь, Solingen какого-то лохматого года, а состояние огонь! Можешь у мамы в шкафу глянуть есть у нее такая, а? А то куплю и облажаюсь.

— Хорошо, посмотрю, Макс, — уронив лицо на ладони, всхлипываю и кусаю губы, чтобы не разреветься в голос.

А Макс все говорит, говорит, говорит. Успокаивает, обещает, что когда-нибудь моя мама перестанет смотреть на него волком, а он не будет бояться оставаться с ней один на один. Говорит все, что думает. Все, как всегда, начистоту. Не зная и не догадываясь, что мама слышит каждое его слово по моей вине.

— Я люблю тебя, Еля. Больше жизни люблю, маленькая. У нас осталось два концерта, и я сразу домой.

— Я тоже тебя очень люблю, Малыш. И соскучилась. Безумно.

— Скоро приеду, маленькая. Ты только не расстраивайся и не плачь. Тебе нельзя нервничать.

— Я знаю, Макс. Просто гормоны буянят.

— Ну да. Они такие, — улыбается, судя по голосу. — А хочешь, я почитаю вам с Мирой сказку? Включи на громкую, чтобы она слышала папу. Включила?

— Угу, — киваю, поднимая зареванные глаза на маму, а она сама вытирает слезы и мотает головой, когда из трубки раздается:

— В тридесятом царстве, в тридевятом государстве жил-был царь…

37

Я не сказала Максу про фотографию. Не смогла. Не успела. Не до этого мне было, когда увидела его в аэропорту. Все же сорвался раньше, но прилетели все вместе. Фил с Ритой и охраной, Мстислав с Сашей и он с букетом. Первым вышел из самолёта, бросил сумку, увидев меня в толпе, и рванул, перепрыгивая через турникеты и ограждения, крича на весь аэропорт: