Оперетта
Шрифт:
Лентовский начинает с перестройки маленького «Буффа» и открывает сезон 1878 года с исключительной помпой. Занавес с именами Оффенбаха, Лекока, Зуппе, Вассера, Жонаса, Эрве как бы вводит аудиторию в храм опереточного искусства. Уже известная Москве «Дочь мадам Анго» преподносится с выдающимся ансамблем, на высоком музыкальном уровне, в богатейших декорациях и костюмах.
Даже серьезная печать воспринимает начинание Лентовского как многозначительный праздник театра: «Мы заметили (в зале) также и театральное начальство, — поучительно было ему видеть, как один из его подчиненных по труппе Малого театра ведет целый театр с большим персоналом, с богатой постановкой, с умелостью, которой далеко нет в казенной администрации. Публика много хлопала, часто кричала браво, но вела себя с толком и гораздо веселее и характернее, чем
На будущее лето Лентовский поражает Москву коренной перестройкой летнего «Эрмитажа», вернее говоря, созданием на его территории нового увеселительного сада. Он строит здесь огромный театр, пригодный для постановки не только оперетт, но и модных в то время феерий, оборудуя его сложнейшими механическими приспособлениями. Для постановки феерий он выписывает декоратора парижской Большой оперы Левато, которому платит по тем временам безумные деньги — 800 рублей в месяц. Декорации Левато должны поразить воображение москвичей. «Мне удалось видеть, — пишет репортер журнала «Суфлер», — несколько декораций, предназначенных для пьесы "Дети капитана Гранта" и "В волшебном мире"... В особенности поразило меня изображение массы льдов... загромоздивших корабль, кажущийся среди этой ужасной стихии таким ничтожеством, что даже погибель его кажется второстепенным явлением».[211]
«Эрмитаж» Лентовского, действительно, не может не поразить своей масштабностью. Лентовский держит одновременно оперную и опереточную труппы, организует невиданные еще москвичами увеселения в саду. Грандиозные, стоящие больших денег, фейерверки сжигаются по вечерам, на воздушном шаре поднимается, держась зубами за трапецию, француженка Леона Дор, а нередко, приводя москвичей в изумление, воздушный шар уносит в облака и самого Лентовского. Сад залит светом только что появившихся электрических фонарей, роскошные цветники разбросаны по всей его территории, отовсюду доносятся звуки оркестров. Повсюду нарядно и оживленно, а в пруды напускаются тысячи золотых рыбок. Лавры Эйфеля не дают Лентовскому покоя, и он зимой сооружает в «Эрмитаже» тридцатиметровую копию Эйфелевой башни изо льда, специально для этого сооружения выписывая французского инженера.
Но Лентовскому мало эстрады и опереточного театра: он задается мыслью соорудить небывалый театр специально для феерических представлений и воздвигает здание, поражающее своей необычностью и грандиозностью.
«Театр представляет собою развалины древнего замка. Фас сцены, где помещается занавес, изображает пролом в здании, остатки прежнего величия. Под открытом небом, среди полуразрушенных колонн, балюстрад, гротов и ниш, поместился зрительный зал. Главный материал — камень и искусственный мох. Кругом театра, на большом пространстве, видны полуразрушенные киоски, беседки, обнаженные от листьев деревья и пр., среди которых по склонам холмов и оврагов вьются дорожки с фантастическими мостиками, с печатью на всем запущения и разрушения. Все помещается в отдельном уголке сада, на возвышенном месте. Освещение сада придумано весьма эффектно с помощью скрытых в развалинах и под мостиками электрических фонарей, снабженных красными, зелеными и фиолетовыми стеклами... В десять часов вечера кулисы, закрывавшие этот театр от глаз зрителей, раздвинулись, заиграла музыка, запел хор песенников, были пущены ракеты и римские свечи — и публика в несколько тысяч человек ринулась по направлению к новому театру...»[212]
Этот новый театр, открытый 1 июля 1882 г., первоначально был назван «Фантастическим», а позднее переименован в «Антей» и, наряду с опереттой, ежевечерне привлекал толпы зрителей на устраиваемые здесь феерические представления...
Москве представляется, что нет таких увеселений, которые не были бы созданы для нее «магом и волшебником». В то время как москвичи толпами сбегаются в только что выстроенный будущий «Антей», каменщики и штукатуры осаждают Шелапутинский театр[***] на Театральной площади, коренным образом перестраивая его для Лентовского: здесь с осени 1882 года будут происходить зимние спектакли его прославленной опереточной труппы. Лентовский, который только что выбросил сотни тысяч на «Антей», тратит на зимнее помещение около четверти миллиона, и в декабре Зорина и Бельская выступают перед зрителем на блестящей сцене «Нового театра», на котором красуется странная вывеска «Театр М. и А. Л.***», что означает имена самого Лентовского и его сестры Анны Валентиновны, опереточной артистки. Это тот самый «Новый театр», в котором много лет спустя подвизалась незлобинская труппа, а ныне помещается Центральный театр для детей.
Публика ломится в оперетту: театр Лентовского не знает плохих сборов. Афиши его, согласно установившейся за последние десятилетия традиции, привлекают зрителя обещаниями всяческих невиданных трюков, и аудитория знает, что обещания будут выполнены.
«"Необычайное путешествие на Луну" — с балетом, превращениями, извержением вулкана, полетами и пр., с роскошной обстановкой. Костюмы и украшения приготовлены на всю оперетту в известной лондонской мастерской г. Алиаса. Названия картин: 1) "Площадь перед дворцом герцога Влана", 2) "Обсерватория со всеми ее приспособлениями и инструментами", 3) "Литейная алхимика Микроскопа, меха, громадные печи, молоты и наковальни в полном действии"» и т. д.
Это анонсируется оперетта Оффенбаха «Путешествие на Луну». А в постановке другой оперетты Лентовский привлекает свою аудиторию чисто-купеческим размахом:
«"Золотые яблоки или 43 качества заколдованной принцессы" — большая фантастическая оперетта-феерия в 6 действиях, с эпилогом и 10 картинами, с большим балетом, превращениями, крушением поезда, полетом и пр. Музыка Эдмонда Одрана. С роскошной обстановкой, стоящей до 40 тысяч рублей... Роль мартышки исполнит г. Понгорила (человек-обезьяна), выписанный исключительно для этой феерии с платой 8400 франков из Парижа, где имел громадный успех на сценах театров Эден и Шатле. Всех участвующих в пьесе до 350 человек.
«Действие I, картина 1-я — "Утопавшая спасена". Действие II, карт. 2-я — "Чертов перекресток и кладбище самоубийц. С превращениями, блуждающими огнями, появлением мертвецов, демонов, змей, чудовищных пауков"» и т. д.
Лентовский не может уже ограничиться рамками Москвы, — он держит антрепризу и на Нижегородской ярмарке, куда везет на гастроли оперетту в полном составе и со всеми декорациями, — наконец он пытается распространить свое влияние и на Петербург, арендуя там загородный сад «Ливадию», которому дает характерное новое название «Кинь-Грусть».
К. Ф. Вальц, знаменитый машинист московского Большого театра и создатель его световой и монтировочной техники, тоже привлекается Лентовским к работе над постановками и осуществляет для него немало феерических эффектов. «Репертуар театров Лентовского, — пишет Вальц в своих мемуарах, — был всегда новый и необычайный. Мне лично приходилось тратить массу времени, придумывая какие-нибудь замысловатые трюки или сногсшибательные превращения, так как антрепренер в этом отношении был невероятно требовательным. Ставились в "Эрмитаже" и "Новом театре" преимущественно оперетки и феерии. Самыми крупными постановками были "Нана Сагиб", "Лесной бродяга", "Золотые яблоки", "Путешествие на Луну". Для этой последней пьесы, в которой танцы ставил балетмейстер Гансен, все костюмы и бутафория были специально выписаны из Лондона. Успех постановки был огромный, впоследствии Лентовский возил ее целиком в Петербург, где она произвела такой же фурор. Иногда ставились и оперы: особенно памятна мне постановка "Поля и Виргинии", в которой мне впервые удалось применить электрическую луну на сцене, устроенную посредством свечей Яблочкова».[213]
Широта, с которой Лентовский ведет дело, не подкреплена, однако, предпринимательской деловитостью. Лентовский всегда был убежден, что московские меценаты дадут ему денег сколько угодно, ведь он брал их в долг направо и налево «не для себя, а для дела». И Москва, действительно, многие годы давала ему суммы столь же фантастические, как и его постановки. Но окружение Лентовского, состоящее из армии прихлебателей, полное отсутствие учета поступаемых и расходуемых средств, абсолютная деловая беспечность и навыки богемы — приводят к тому, что «маг и волшебник», на себя истративший ничтожную долю из прошедших через его руки миллионов, человек, не имеющий семьи и, по существу говоря, угла, — прогорает.