Описание некоторых моих путешествий по России
Шрифт:
Я стал всматриваться в темноту, в сторону леса, и мне показалось, что у леса движутся какие-то темные пятна. Там кто-то был. Темнота и трава мешали разглядеть, кто это. Но собака и я теперь точно знали, что там, у леса, кто-то есть. И эти кто-то молча двигаются в нашу сторону. Что оставалось делать? Я выстрелил один раз, взяв чуть правее одного пятна, и сразу выстрелил второй раз, взяв левее другого пятна. Пули с визгом ушли в лес, и я даже слышал, как они шлёпались в деревья. Быстро перезарядил ружьё.
На выстрелы из палатки вылез Владимир. Я попросил его принести к нам топоры и быстро рассказал, почему я стрелял. Теперь мы уже втроём – собака, он и я, вглядывались в темноту. Владимир ничего не видел. Но я различал, как эти тёмные пятна сначала будто остановились,
Я всматривался в лес и гладил собаку. Какое-то время дрожь ещё пробегала по спине Сони. Но она явно стала успокаиваться. Сколько я не рассматривал ночной лес, больше я ничего не видел, пятна пропали. Кто это был, зачем приходил? В том, что кто-то там присутствовал, я был уверен. Вот тебе и Соня, любительница спать, каким оказалась сторожем – недаром дядя Степан её хвалил. На таком расстоянии услышать чужих и разбудить меня!
Собака успокоилась, подошла ближе ко мне. Я стал её гладить. «Ну, Соня, скажи, кто это был?». Она лизала мне руку, но ничего не отвечала. Жаль, что дядя Степан, не научил её разговаривать. Сегодня наш сторож получит двойной завтрак.
На часах было начало пятого утра. Какой тут сон. Я отправил Владимира в палатку, а сам, зарядив ружьё, стал оживлять костёр. Дождь совсем закончился. Начинало светать. Я нет-нет, да поглядывал в сторону леса. Там было тихо, ничего не видно, да и Соня вела себя спокойно. Она пристроилась у моих ног рядом с костром и закрыла глаза. Интересно, видят ли собаки сны? А если так, вот бы узнать, какой сейчас видит Соня.
Часам к 8 утра совсем рассвело. Я приготовил завтрак, накормил Соню и разбудил моих спутников.
Выбираясь из палатки, Лена спросила, Что тут было ночью, кто и в кого стрелял? Я, чтобы не пугать её, стал весело рассказывать, что ночью кто-то хотел придти к нам в гости. Но я и Соня ночью гостей не принимаем, поэтому мы их не пустили. Она с широко раскрытыми глазами слушала меня, а потом спросила:
– Кто это был? Люди, медведи?
– Не знаю, – ответил я. – Они не представились, поэтому мы их и не приняли, – я постарался перевести разговор. – Завтрак стынет, давайте есть.
Больше она ничего не спрашивала, но я заметил, что женщина напугана.
После завтрака Владимир предложил сходить в лес:
– Может быть узнаем, кто это был.
– Нет, не надо шевелить прошлое. Пусть будет как есть, у нас дорога в другое место, поэтому нам не нужно в лес. Собираемся, пора выходить в реку.
Было 10 часов утра, 8 августа 1968 года.
На реке тихо, лес после ночного дождя парит. Клочья тумана поднимаются и над рекой. Стало пригревать солнце. Течение здесь слабое, думаю, километров 5-7 в час. Идём на среднем газу. Я предложил Владимиру наладить удочки и попытаться что-нибудь поймать в проводку с блесной. И уже буквально в первые полчаса, он зацепил щуку. Вы бы видели, как Лена радовалась. Ночные страхи отступили. Она в лодке, рядом двое мужчин, да ещё её муж отличился – поймал рыбину. Щука была хороша, килограмма на три. Пока снимали её с блесны, пока разглядывали, по правому берегу Тунгуски я разглядел в бинокль приток.
Сначала я увидел часть притока, но то, что я заметил потом, заставило забыть про щуку. На берегу, у самого впадения притока в реку, ближе к нам стоял медведь и что-то ел с земли. Чуть выше по притоку, метрах в 5 от его впаденья в Тунгуску, боролись ещё два медведя, поменьше первого. Один из них стоял задними лапами прямо в воде, а второй будто толкал его в воду. Лодка шла от берега метрах в 50. Я закричал: «Медведи, медведи», и передал бинокль Лене. Все про всё забыли, только мне нужно было следить за рекой, лодкой и медведями. Самый большой медведь поднял голову от земли и стал нюхать воздух. Потом протяжно рыкнул. Медведи, которые боролись, перестали играть и спрятались за спину большого медведя. Было видно, как из-за его спины они вставали на задние лапы и смотрели в нашу сторону. Пока мы их разглядывали, лодка постепенно проходила мимо.
На моей карте есть обозначение этого притока и даже название, но читается плохо, по-моему – Малая Лебяжка, или Малая Лебяжья.
Впереди, на берегу, вижу знак – 65 км, чуть выше знака изба. Наша остановка на обед.
Рис. 28. Зимовье на 65 километре от устья
Сегодня впервые за это путешествие у нас на обед уха. Все ели щуку. Всё, даже косточки, голову и внутренности Соня съела с огромным удовольствием. После рыбы гречневую кашу даже долго нюхала, но как только я туда положил сало, сразу всё съела.
Долго пили чай, ели сыр и колбасу. Лена осмотрела сыр и колбасу и сказала, что надо всё съедать, а то может испортиться. Значит на ужин будут макароны с колбасой и сыром. За обедом все весело обсуждали нашу встречу с медведями. «А что, может быть это они приходили к нам», – подумал я. «Лучше уж они, чем люди», – и вспомнил дядю Степана.
После обеда мы ходили смотреть избу. Сначала Владимир с Леной, потом Соня и я. Изба старая, дверь закрывается плохо, пристройка к избе почти развалилась. Есть печь, но труба железная выведена в проём, в пристройку. Зачем так сделано? Зачем дымить в пристройку? Может, охотники в пристройке держат оленей или собак зимой? Внутри избы по стенам сделаны 2-х ярусные кровати, пол – из брёвен. Человек в такой избе не сможет прожить 3-4 месяца зимой. Может, это просто временное пристанище на день-два? Зачем возле избы сложена копна сена? Лес от реки и избы далеко – это что, каждый раз туда надо ходить за дровами? У меня дома, в нашей тайге, зимовья лучше, и оборудованы лучше. Плохо здесь охотники следят за своим жильём.
Снова в реке. Хотим сегодня дойти до посёлка Суломай. А вот и знак на правом берегу Тунгуски – 70 км. По карте Суломай стоит на отметке 74 км. В бинокль вижу уже дома. Считаю. Всего домов 7 и четыре чума. Много народу столпилось у реки, что-то они там делают, у лодки. Подплываем. Все нас услышали и увидели. Бросили своё какое-то дело и смотрят в нашу сторону. Пристаю к берегу метров за 20 до них. Нам навстречу, с громким лаем, бросились три собаки. Окрик человека из группы у лодки вернул собак к людям. Беру ружьё, опоясываюсь патронташем и беру собаку. Второй конец поводка собаки привязываю к патронташу. Всё это я делаю специально на виду у людей. Теперь руки свободны для ружья. Владимиру говорю, чтобы не глушил двигатель. Если что-нибудь пойдёт не так, можем быстро отъехать. Иду к людям. Все молчат и смотрят на меня, на моё ружьё, на мою собаку. Это, какие то другие люди не эвенки. Вспоминаю, что дядя Степан, говорил, что по Тунгуске до посёлка Суломай живёт народ кеты. Подхожу, здороваюсь. Все в разнобой отвечают, и снова молчат, смотрят на меня. Очень хорошо, что понимают меня – значит знают русский язык. У лодки стоят только мужчины, все разного возраста. Наверху, у домов и чума, стоят женщины и дети. Всего примерно человек 18-20.
В лодке, возле которой они все стоят, вижу тушу убитого медведя.
– Можно спросить, – обращаюсь я к самому пожилому.
– Спрашивай, – говорит он.
– Далеко ли до «Щёк»?
– День, да ещё полдня пути на твоей лодке, – отвечает он и опять молчит. Мне это всё начинает не нравиться, это молчание, настороженные взгляды. Может их беспокоит, что я, чужой человек, увидел их с тушей убитого медведя. По-моему, разговор окончен; по-моему, они тоже так думают. «Спасибо», – говорю я и медленно ухожу к лодке. Из них никто не шевелится, не окликает меня – они стоят, смотрят и молчат. Отталкиваю лодку, сажусь за двигатель, и мы снова идём в реку. И ещё долго, пока река не скрыла их за поворотом, они стояли и смотрели нам в след.