Опиумная война
Шрифт:
— Отдохнул? Ты называешь это отдыхом? — прошипел Фейлен. — Ты представляешь, что это за гора? Попробуй переступить через этот камень, и посмотрим, продержишься ли ты хоть час. Богов нельзя запирать, уж точно не нас. Мы же ветер. Мы дуем во всех направлениях. Мы никому не подчиняемся. Ты знаешь, что это за пытка? Знаешь, на что похожа скука?
Он шагнул к Алтану и раскинул руки.
Рин напряглась, но ничего не произошло.
Может, бог, которого призывал Фейлен, обладал огромной силой. Может, он был способен сровнять с землей
— Я знаю, как ужасно быть отрезанным от Пантеона, — сказал Алтан. — Но если ты будешь сражаться за меня, если обещаешь сдерживаться, ты никогда больше не будешь так мучиться.
— Мы стали богами. Думаешь, нам есть дело до того, что происходит со смертными?
— Я не хочу, чтобы ты заботился о смертных, — сказал Алтан. — Я хочу, чтобы ты меня вспомнил. Мне нужна сила твоего бога, но больше мне нужен заключенный в твоем теле человек. Человек, который способен себя контролировать. Я знаю, что ты там, Фейлен.
— Контролировать? Ты говоришь нам о контроле? — Фейлен заскрежетал зубами, словно каждое слово было проклятием. — Нами нельзя управлять, как стадом животных. Ты прыгнул выше головы, маленький спирец. Ты принес в свой жалкий материальный мир силы, которых не понимаешь, и твой мир определенно станет интересней, если кто-нибудь слегка его встряхнет.
От лица Алтана отхлынула краска.
— Назад, Рин, — тихо сказал он.
Цзян был прав. Чахан был прав. Армия этих существ обречет мир на гибель.
Она поняла, что никогда еще не совершала такой страшной ошибки.
Нельзя выпускать этих созданий из горы.
Похоже, та же мысль возникла и у Фейлена. Он посмотрел на них и на поток света, льющийся с двух верхних ярусов, прислушался к завыванию ветра наверху и криво улыбнулся.
— Ага, — сказал он. — Оставили вход открытым настежь, да?
Его светящиеся глаза загорелись зловещим ликованием, Фейлен посмотрел на вход с отчаянием тонущего, глотающего воздух.
— Прошу тебя, Фейлен.
Алтан протянул руку, его голос был таким же тихим, как когда он говорил с Суни, словно рассчитывал успокоить и Фейлена.
— Ты нас не запугаешь. Мы разорвем тебя на части, — оскалился Фейлен.
— Я знаю, что ты на это способен, — ответил Алтан. — Но верю, что этого не сделаешь. Я доверяю человеку внутри тебя.
— Да ты просто дурак, если считаешь меня человеком.
— «Меня», — отозвался Алтан. — Ты сказал «меня».
Лицо Фейлена перекосилось. Синий свет в глазах потух. Черты слегка оплыли — исчез оскал, и губы приняли такую форму, словно Фейлен пытался решить, какой команде подчиняться.
Алтан отодвинул трезубец в сторону. А потом с нарочитой медлительностью отбросил его. Оружие клацнуло о стену с раскатившимся по горе эхом.
Фейлен удивленно уставился на трезубец, вытаращив глаза.
— Я доверяю тебе свою жизнь, — сказал Алтан. — Я знаю,
Он снова медленно протянул руку.
И Фейлен сжал ее.
От прикосновения он задрожал. А когда поднял взгляд, на его лице был написан тот же испуг, как и у Суни. Глаза были широко открытыми, темными и умоляющими, как у ребенка, нуждающегося в защите, потерянная душа отчаянно искала, за что уцепиться в мире смертных.
— Алтан? — прошептал он.
— Я здесь.
Алтан шагнул вперед. Как и раньше, он приблизился к богу без страха, хотя и понимал, чем это может грозить.
— Я не могу умереть, — прошептал Фейлен. Теперь в его голосе не было скрежета, он дрожал и был явно человеческим. — Это ужасно, Тренсин. Почему я не могу умереть? Мне не следовало призывать бога… Разум должен быть единым, нельзя делиться им с богами… В этой горе я не живу, но и умереть не могу…
Рин затошнило.
Цзян был прав. Богам нет места в этом мире. Неудивительно, что спирцы доводили себя до безумия. Неудивительно, что Цзян был так напуган, когда призвал богов в царство смертных.
Их место в Пантеоне, там им и следует оставаться. Человечество не должно было прибегать к этой силе.
О чем они только думали? Нужно сейчас же уйти, пока Алтан еще контролирует Фейлена, нужно закрыть каменную дверь, чтобы он не сумел выбраться.
Но Алтан явно ничего этого не боялся. Алтан получил солдата для своей армии.
— Я не могу позволить тебе умереть, — сказал он. — Я хочу, чтобы ты сражался за меня. Могу я на тебя рассчитывать?
Фейлен не отпустил руку Алтана, только притянул его ближе, словно хотел обнять. Он наклонился и прошептал прямо в ухо, так что Рин едва расслышала:
— Убей себя, Тренсин. Убей, пока можешь.
Он встретился взглядом с Рин. И его глаза сверкнули ярко-синим.
— Алтан! — закричала Рин.
А Фейлен перебросил своего командира через постамент и швырнул в бездну.
Бросок вышел несильным. Мышцы Фейлена атрофировались за месяцы простоя, он двигался неуклюже, как новорожденный фавн, бог в теле смертного спотыкался.
Но Алтан завалился на бок, взмахнув руками в попытке восстановить равновесие, а Фейлен протиснулся мимо и стал карабкаться по каменным ступеням в сторону выхода. Его лицо излучало безумный и злобный восторг.
Рин бросилась вперед и распласталась на полу, вытянув руки. Она почувствовала страшную боль, когда Алтан сомкнул пальцы вокруг ее запястий прежде, чем рухнул в темноту.
Его вес тянул Рин вниз. Она взвыла от боли, когда локоть врезался в камень.
Но тут Алтан взмахнул из темноты другой рукой. Рин потянулась к нему. Их пальцы переплелись.
С края пропасти посыпались вниз камни, но Алтан держался уже за обе руки Рин. На одно жуткое мгновение они вдвоем заскользили вниз, и Рин испугалась, что Алтан утянет своим весом их обоих, но потом нащупала ногой расселину, и падение прекратилось.