Ополченец
Шрифт:
— Тихоныч? — удивился я. — Ты чего такой?
— Там — беда! — выпрямившись, просипел Тихоныч. — В усадьбе!
— Что? — Я подскочил к Тихонычу, помог подняться. Усадил на стул. — Если пожар, то надо было не ко мне бежать, а звонить ноль-двенадцать.
— Господь с вами, ваше сиятельство. — Тихоныч тяжело дышал. — Не пожар. А похоже, что кикимора у нас завелась. Я и раньше подозревал, да уверенности не было. Старый граф, царство ему небесное, вашего брата охотника не жаловал. Уж простите. — Он посмотрел на Егора.
Тот хмыкнул:
— Понятное дело. Где мы, лапотники — а где благородные господа.
— Вот, то-то и оно. Его сиятельство приказали вокруг усадьбы частокол выстроить. И говорили, что нечисть к себе и сами не допустят. Обойдутся без всяких шарлатанов. Извините, опять же…
— Вот и обошлись, смотрю, — усмехнулся я.
— Так, обходились же! — вскинулся Тихоныч. — Ни крысы, ни лягухи, ни прочая дрянь к нам не лезла! А кикимора — то иной расклад. Она ж не напрямую прёт. Её простому человеку-то и не разглядеть, говорят.
— Правильно говорят.
Я вызвал в памяти описание из справочника.
Кикимора
«Вид имеет человеческий, древней старушонки. Росту малого, мужику ниже пояса. Селится в домах, тащит из людей силы. Помалу, день за днём, покуда всё не высосет. После в другой дом перебирается. Прячется в тёмных местах, на чердаках да в подполах. Простому человеку глазами её не увидать. Ежели у стены встанет — человек увидит только стену. На пол ляжет — не наступишь, так и не заметишь. В открытую не нападает. На рожон не прёт. Почует на себя охоту — сбежит, и поминай как звали».
Принадлежала кикимора к Низшим тварям. Хабар, согласно справочнику, одна-две кости. Не густо.
— А чего ты так всполошился-то? — удивился я. — Ну, кикимора. Ну, подождал бы, пока вернусь.
Тихоныч развёл руками:
— Так откуда же нам знать, когда ваше сиятельство вернутся? Может, вы в городе остаться надумаете. А может, вовсе в Смоленск соберётесь, госпожу Головину навестить. Барышня-то — в самом соку, на выданье. Семейство доброе, такую невесту грех…
— Так. — Я поднял руку. — Стоп! Давай-ка вот без этого. Я, можно сказать, только жить начал. Кикимора-то — где завелась? Прямо в доме, что ли? Совсем уже эта нечисть страх потеряла?
Тихоныч помотал головой:
— Не в вашем доме. Возле каретного сарая пристройка есть, там Данила живёт с женой.
— С женой? Он женат?
— Конечно. Парень хороший, справный — чего ему не жениться? И Груня его — девка работящая. Я её Даниле самолично сосватал. Тётке Наталье на кухне помогала, весь дом наш обшивала да обстирывала.
— Что-то не видел я в усадьбе никакой Груни.
— Так на сносях она, рожать вот-вот! Раньше-то, хоть и тяжёлая, а бегала резво. Здоровая девка, крепкая… Была. А в последние дни как подменили. Встаёт едва-едва, из пристройки почти не выходит, потому вы её и не видали. Всю Грунину работу Маруся выполняет. А вчера вечером, не успел я в усадьбу вернуться — навстречу Данила. Бежит, слезами обливается. Груня, говорит, нынче даже с постели подняться не смогла. Лежит, будто неживая, еле дышит. Словно сил в ней никаких не осталось, ни пить, ни есть не может. Данила-то думал, вы со мной вернётесь. А вас нету. Так я его едва удержал, чтобы сам в Поречье не кинулся, вас искать. Потому как, ежели в доме у них взаправду кикимора завелась, следующую ночь Груне не пережить. Я к ней заходил, видел. Плохая совсем. Я Даниле и говорю — сиди при жене, я уж сам как-нибудь. Бог даст, разыщу их сиятельство.
— Ясно. — Я повернулся к Егору. — Ты со мной?
Тот усмехнулся:
— Это ты — со мной. На карете вам до усадьбы сколько ехать? Дай бог, если ночью на месте будете. А ночью — кабы не поздно было уже. Кикимора — хитрая тварь, это тебе не лягуха. Её на живца надо ловить, когда к жертве подбирается. Да глядеть в оба — а то сам не заметишь, как сила твоя уйдёт. Начнёт в сон клонить так, что спасу нет. Заснёшь, а больше не проснёшься.
— Понял. То есть, Знак?
— Да. Отсюда — в нашу Цитадель, а там верхами доскачем. Всё быстрее, чем в карете трястись.
— Резонно. Тихоныч! Карету во дворе видел?
— Как не увидать. Чудо, а не карета.
— Это моя. Заберёшь и отгонишь в усадьбу.
— В-ваша? — Тихоныч аж поперхнулся.
— Ну. Я ведь тебе говорил, что мне нужно транспортное средство. С возницей сам разберёшься. Я не очень понял — он бонусом идёт, или как. В общем, уточни детали и дуй в усадьбу. Фёдор! — Я повернулся к трактирщику. — Номер сдаю. Сколько с меня?
— Та нешто я нехристь какой — с охотника деньги брать?! — возмутился Фёдор. — Кабы не ваше сиятельство, когда бы к нам сюда крестьянские подводы пришли? Ничего мне не надо. Кроме разве что вашей воли в другой раз, как в Поречье понаедете, у меня остановиться. Ежели, конечно, вам понравилось.
Я усмехнулся:
— Молодец! Шаришь в пиаре. Всё понравилось, спасибо. Лайкос, отзыв — изображу. Идём, Егор?
— А я?
На сцене появилось действующее лицо, о котором я успел подзабыть. В дверях стоял Захар.
— А тебе что, особое приглашение? Собирайся тоже. Егор. Ты сможешь Знаком и его перетащить?
Егор покачал головой:
— Не. Не получится. Сил не хватит. Да и кто он мне такой, с собой тащить?
— Пусть тоже учеником будет, как я.
— Да на что он мне сдался? Один наставник у него уже был.
Захар опустил голову. Я развёл руками.
— Репутация, парень. Увы. Репутация — это такая штука, которую очень трудно заработать и очень легко потерять… Ладно, не ной. Стану Мастером, сам тебя в ученики возьму.
— Правда?! — Захар аж засиял.
— Ну, если к тому времени не прокосячишься — почему нет? Короче. Сейчас едешь с Тихонычем. Слушаешься его, как родного отца, помогаешь и защищаешь. Мало ли, вдруг там на дороге не все разбойники перебиты. Задача ясна?
— Всё ясно! Сделаю! — Захар вытянулся в струнку.
— Ну, и славно. — Я повернулся к Егору. — Поехали?
Через пять минут мы вышли из кабины нуль-транспортировки.
— А до усадьбы отсюда портануть — никак?
— Нет. Для перемещения якорь нужен.
— Понял. Как доберёмся, изобразишь? Можно два. Один во дворе, другой в доме. Чтоб далеко не ходить.
Я вспомнил о башенке на крыше. Симпатичное место, вот прямо тянуло меня туда. Как разгребусь с насущными делами, надо будет хоть подняться, посмотреть, как чего. И для портала удобно.