Опыт воображения. Разумная жизнь (сборник)
Шрифт:
— О, любовь, доброта, доброжелательность, щедрость, все такие…
— Кто это? — подпрыгнула Мэбс. Кто-то рассмеялся.
— Всего-навсего я. Я был за занавеской. Двигайся, Мэбс. — Хьюберт прополз по ногам Флоры и лег рядом с Мэбс. — А кто тут у тебя? — Он протянул руку через Мэбс и нащупал голову Флоры, прошелся пальцами по волосам. — Я думаю, это Флора.
— Конечно. И заткнись, Хьюберт! Флора, продолжай. Все такие — какие? Какие мы, кроме того, что любящие, добрые, доброжелательные, щедрые? Продолжай.
— Ну вот отец твой за обедом…
— Я
— Хитрая бестия, — сказала Мэбс. — Это же мошенничество.
— Я бы ушел, но вы начали разговаривать. Двигайся, — он толкнул Хьюберта. — Давай, Флора, выкладывай первые впечатления. Что ты собиралась сказать об отце?
— Говори, — велела Мэбс, — говори.
Флора нерешительно произнесла:
— Он казался таким… ммм… сердитым на Лигу Наций, ну и то, как он взорвался.
— Хьюберт, ну ты получишь от мамы, — сердито проворчала Мэбс. — Она и так беспокоится о его давлении, иностранцы — красная тряпка для отца.
— Так я уже извинился. Я выразил соответствующее случаю раскаяние. Мисс Грин — кто она, кстати, — смотрела недоверчиво.
Смутившись, Флора сказала:
— Но…
— Иностранцы, — вступил в беседу Космо, — это люди, с которыми надо бороться. Всякие союзы иностранцев не входят в реестр отца. Он их не любит и не питает никаких добрых чувств к ним. — Космо взял Флору за шею и притянул ее голову к себе на плечо. — Он к ним добр только в редких исключениях, но даже и тогда подозревает, что они запятнали…
— Я понимаю, что на нее произвел впечатление папин гнев, — сказала Мэбс. — Мы, Леи из Коппермолта, не такие, какими кажемся на первый взгляд, правда, Космо?
Флора ждала, что скажет Космо, не упомянет ли он Феликса.
— Но во Франции ваш отец хорошо относился к людям, разве нет?
— Так это отельные слуги, официанты, хозяева магазинов, — подал голос Хьюберт.
Лежавший рядом Космо хихикнул.
— Но он был очень добр к Шовхавпенсам, — запротестовала Флора. — И вы даже сидели за их столом.
— Ну, титулованные исключения не противоречат его правилам, — заметил Хьюберт.
Космо откровенно расхохотался.
— Честно, Бланко, это ведь ты? — скорее уверенно, чем вопросительно заявила Мэбс.
Дверь снова открылась и вошла девушка.
— А кто-нибудь смотрел под кроватью, Нигел? У Мэбс еще с детства есть привычна прятаться под кроватями.
— Есть кое-что поинтереснее, что можно сделать на кроватях, — сказал Нигел, входя за девушкой.
— А ну, посмотрим, — она подняла подзор. — Я права, вот ноги. И узнаю туфли Мэбс.
— Нет места, нет места, — проговорил Космо.
— Тогда давай ляжем над ними, под стеганое пуховое одеяло, — предложила девушка. — Или ты будешь ревновать, Мэбс?
— Нет, — сказала Мэбс, — делайте что хотите.
Нигел и девушка, хихикая, залезли на кровать.
— А там есть ночная ваза? — спросил Нигел. — Коппермолтские ночные горшки всем
Девушка захихикала.
— Как ты думаешь, он подарит его нам на свадьбу, дорогая?
— Он пока еще не твой тесть, — объявила Мэбс.
— Ого… послушай-ка, что она там говорит, — Нигел подпрыгнул на кровати.
Действительно, Мэбс и Нигел не казались особенно влюбленными.
Космо прошептал Флоре на ухо:
— Очень глубокий юмор.
— Выходите, выходите. Вы так громко разговаривали, что мы услышали вас в коридоре. — Генри открыл дверь, включил свет, а остальные столпились у него за спиной.
— Давайте сыграем еще раз, — предложила Таши, — только сейчас совершенно честно, всем держаться отдельно и в полной тишине. Как я рада, что ты надела платье Мэбс, а не мое, — искренне вырвалось у нее, когда Флора выползла из-под кровати. — Так что не мошенничать, начнем с холла; по двое не ходить, темнота должна быть абсолютная.
— Таш обожает правила, — заметил Генри.
— Моя очередь прятаться, — заявил Хьюберт.
— Да ну?
— И вовсе нет, не его, — загудели все.
— Нет, моя! — упорствовал Хьюберт.
Не привыкшая к дому, Флора подумала, что лучше останется на первом этаже. Осторожно она ступала по холлу. Если бы найти лестницу, она бы схитрила и всех обманула — заперла замок, а сама бы села на ступеньки. На ощупь прошла мимо дубового шкафа. Она вспомнила, что их было два, и на каждом — по весьма внушительной вазе, не разбить бы их. Как удивительно темно и тихо. Таши заставила всех разуться и взяла с каждого слово не произносить ни звука, даже шепотом. Пытаясь понять, где она, Флора замерла, прислушиваясь. По щеке пробежал ветерок, как будто где-то открыли и закрыли дверь. Из гостиной донеслись громкие голоса, там старшее поколение сражалось в бридж. Потом среди звона рюмок и шипения сифона — голос Ангуса:
— Что ты сказала, дорогая? Я не расслышал.
— Я сказала, что она хорошенькая. Я ожидала увидеть толстые ноги и прыщавое лицо.
Флора, пытаясь понять, где она, шла дальше вдоль стены.
— Ты сама себя в этом убедила, моя любовь. Выпьешь?
— Нет, спасибо. Фредди хотел бы виски. Это же твоя закадычная подруга Роуз вынудила меня. Я надеюсь, что Космо…
— О, похоже, уже даны указания, — Ангус хихикнул, — у мисс Грин есть что-нибудь? Просто лимонад? Хорошо. Добрая старая Роуз. Ну тебе же достаточно намекнуть — и все.
— Я бы чувствовала себя очень подло, — сказала Милли совсем близко. — Так это для мисс Грин? Я ей отнесу. Спасибо, дорогой.
— Ну ничего, оправишься, — весело сказал Ангус.
Теперь Флора знала, где она, и если пойти вдоль стены направо, то доберется до лестницы и сядет, только надо поосторожней со вторым дубовым шкафом. А вслед ей несся голос Милли:
— После того, что тогда едва не случилось с Феликсом…
— Это все твое воображение, — Ангус уходил, — из этого ничего не вышло.