Опыт воображения. Разумная жизнь (сборник)
Шрифт:
— Не знаю, как ей это удается, — пожала плечами женщина, наклонясь к подруге, — как ей удается сохранять такой цвет лица в этом климате. И они никогда не ездят на родину. Только взгляни на ее волосы, блестят, как у младенца. А ей уже где-то под сорок. Прямо досада.
— Мы знаем, что о них говорят, — поджала губы подруга.
— Похоже, в этом деле они оба хороши. — Они затряслись от смеха.
Пара коршунов, сделав несколько кругов в небе, спиралью спустилась на выступ клубной крыши и злобно уставилась вниз.
— Я заказал крепкий портер, —
— Вкусно, — сказала Вита.
— Как раз то, что нам надо.
— Нам не нужны стимуляторы, — Вита улыбнулась той улыбкой, которую особенно любил муж. — А ты заказал черный хлеб и масло?
— Конечно.
— А та девочка хорошо играет. У кого она остановилась? Как ее зовут? Новенькая.
— Я еще не знаю. Она племянница полковника 1/11-го полка сикхов. Немножко приземистая, но накоротке с управляющим охраной аэродрома. Без сомнения, — Вита улыбнулась.
— Будем надеяться, что, когда нам придется об этом думать, у нас не будет трудностей.
— О, не говори про это. У нас впереди еще два года. — Вита нахмурилась. Затем, увидев мужчин с ракетками для сквоша, проходивших мимо, она сказала: — Привет. Приходите к нам после игры.
— Спасибо, с большим удовольствием, — ответил один.
— Этот мог бы подойти, если бы уже не был занят.
— И с первых же дней, — сказал Денис. — А вот и наша выпивка, да, я совсем забыл, тебе письмо, пришло на адрес клуба.
Вита взяла письмо, слуга в клубной форме поставил устриц, кружки с крепким портером, тарелку с хлебом и маслом.
— Я не знаю, чей это почерк. — Вита покрутила письмо. Хорошая бумага. Но сперва устрицы. — Она отложила письмо и воткнула деревянную зубочистку в устрицу. — Вкусно.
Денис наблюдал, как она глотает, и легкое движение ее горла возбудило его.
— Послушайте, вы оба рискуете, — сказала женщина, проходя мимо их столика. — Устрицы в бочках из Бомбея опаснее самоубийства.
— Совершенно свежие, — пропела сладким голосом Вита. — Мы же знаем, что делаем.
— Я вас предупредила. По меньшей мере, вы рискуете расстройством, если не дизентерией, — не унималась сердобольная особа.
Вита проткнула другую устрицу и пробормотала:
— Сплетница, суется, сука, не в свои дела, — когда та отошла.
Денис ухмыльнулся. Он не уставал восхищаться отношениями жены с другими дамами. Он наблюдал, как его собака сумасшедшими кругами носилась вокруг таксы.
— Она доведет себя до сердечного приступа, — усмехнулся он, откусывая хлеб с маслом и глотая портер. — Посмотри. А от кого письмо?
Вита надорвала конверт, развернула лист и уставилась на подпись: Милли Лей.
— Кто это такая, Милли Лей? А, да, вспомнила — Динар.
— Замужем за отставным старым дураком — генералом, — один сын, одна дочь. В друзьях голландское семейство. А чего она хочет? — Сейчас собаки лежали без сил, глядя друг на друга, высунув языки. — Я думаю, нам бы лучше ее стерилизовать.
— Кого?
— Да
Вита читала письмо.
— Они, похоже, пригласили Флору пожить у них. Любопытно. И подумали, что было бы неплохо сообщить о ней кое-какие новости, чтобы мы знали не только то, что пишут из школы. Выросла довольно хорошенькая — уже облегчение. Танцует хорошо, играет в теннис, плавает, ездит верхом. Ну конечно, что тут такого — у нее же две ноги. Что-то тут „о сухих школьных отчетах“. А мы когда-нибудь разве их читаем?
— Да я бегло просматриваю, когда плачу по счетам. Она так, середнячка.
— Но как я понимаю, дело не в этом. Нет ли тут намека на что-то? И вообще, с чего это она ее пригласила? Конечно, хорошо с ее стороны. — И Вита прочитала адрес: Коппермолт-Хаус, Нортамберленд.
На теннисном корте приземистая девушка закричала:
— Аут, это был аут!
— Ну если ты так говоришь, — сказал управляющий войсками охраны аэродрома, — меняемся местами.
— Дурочка, да он попал, — сказал Денис.
Над их головами коршуны, шурша крыльями, перелетели с крыши на ветку дерева.
Вита вернулась к письму.
— Довольно жуткий почерк, но какая бумага. Дама изложила все новости: „Сын — в Оксфорде, его друг тоже, тот, кого вы помните как Бланко. Но мы теперь называем его, конечно, Хьюберт“. Забавно.
— Да, я вспоминаю этих двух противных мальчишек.
— А я нет. А дочка собирается замуж и ее подружка Таши. Почему это нас должно интересовать? А, подожди, вот еще. Они обе были представлены ко двору и провели три сезона. Можешь вообразить, сколько это стоит? Видимо, они не такие уж способные. Правда? У Флоры бы получилось лучше. Но я не смирюсь с тем, чтобы она несколько лет болталась около нас. Я думаю, миссис Лей сует нос в наши дела, Денис. Неужели она полагает, что мы тоже должны Флору представить? Чушь какая-то.
Денис засмеялся.
— Ну, она из тех, кто воспринимает это как нечто само собой разумеющееся.
— Нет, этот номер не пройдет, — рассердилась Вита. — В этом нет никакой необходимости.
Денис улыбнулся. Ему нравилось смотреть на жену, когда она сердилась из-за пустяков.
— А ты ее часто видела, когда я оставил тебя во Франции? Вы подружились?
— Да нет. Она не моего плана. К тому же я была слишком занята.
— А что ты делала? — Что она делала весь тот июль, август и сентябрь?
Она почти не рассказывала об этом. Он повторил вопрос.
— Была занята чем?
— Флорой. Заказывала ей платья, часами торчала на примерках, целыми часами. Эта русская портниха шила ужасно медленно. Единственное ее достоинство — дешево брала.
— А еще что?
— Я скучала, тосковала по тебе.
— Неужели?
— И потом…
— И потом? — он подался вперед, а ее нос заострился, как всегда, когда она обманывала.
— И потом? — не унимался он.
— Денис, а ты не ревнуешь? — И ее бледно-серые глаза засияли, а белки побелели.