Опыты цивилистического исследования. Выпуск 2
Шрифт:
Ради чистоты сравнения стоит упомянуть о нескольких теоретически возможных концепциях прощения долга. Двумя подходами, наиболее широко обсуждаемыми в литературе, являются прощение долга как односторонняя сделка и прощение долга как соглашение [182] . Иногда выделяют третий, в некотором роде компромиссный вариант, согласно которому кредитор заявляет о прощении долга в одностороннем порядке, однако за должником сохраняется право отказаться от такого прощения [183] . Последний подход закреплен в ГК РФ, некоторых других европейских кодексах (Нидерланды, Швейцария) либо был выработан на уровне судебной практики (Австрия, Франция, Германия) [184] . М.И. Брагинский в комментарии к ст. 9 ГК РФ называл прощение долга частным случаем отказа от договорных прав и рассматривал его в качестве исключения из правила п. 2 ст. 9 [185] . Однако последний вариант конструкции прощения долга значительно чаще рассматривают в качестве специфического соглашения [186] . Таким образом, заявление (извещение, уведомление) о прощении долга выступает в роли оферты, тогда как молчание должника и отсутствие возвращений в разумный срок рассматривается как фикция акцепта [187] . Такое отсутствие возражений теоретически можно квалифицировать как акцепт молчанием, предусмотренный законом в понимании п. 3 ст. 158 ГК РФ. Тем не менее для дальнейшего обсуждения важно именно то, учитывается ли мнение должника в конструкции прощения долга. И в случае прямого соглашения, и в случае, описанном выше, его мнение учитывается.
182
Kleinschmidt J. § 397. Erlass // Historisch-kritischer Kommentar zum BGB. Bd. II. Schuldrecht: Allgemeiner Teil.
183
Kleinschmidt J. Release // Max Plank Encyclopedia of European Private Law. Oxford. 2012. Vol. 2. P. 1448.
184
Ibid. P. 1448–1449.
185
Комментарий части первой Гражданского кодекса Российской Федерации для предпринимателей / Под общ. ред. М.И. Брагинского. М., 1995.
186
Kleinschmidt J. Release. P. 1448; Комментарий под ред. А.Г. Карапетова (автор комментария – А.А. Павлов). С. 796–797; Егорова М.А. Прощение долга: новый взгляд на старые проблемы // Юридический мир. 2012. № 1. С. 35–40; Постатейный комментарий к Гражданскому кодексу РФ, части первой / Под ред. П.В. Крашенинникова. М., 2016 (автор главы – Б.М. Гонгало); Крашенинников Е.А. О прощении долга // Хозяйство и право. 2002. № 10. С. 76; Он же. Правовая природа прощения долга // Очерки по торговому праву: Сб. науч. тр. / Под ред. Е.А. Крашенинникова. Вып. 8. Ярославль, 2001. С. 44–45.
187
Сарбаш С.В. Элементарная догматика обязательств: Учебное пособие. М., 2016. С. 326–327.
Если же рассматривать прощение долга как одностороннюю сделку, то отказ от осуществления права полностью совпадет с прощением долга: лицо посредством одностороннего волеизъявления прекращает обязательство. Именно поэтому аргументы, используемые при решении вопроса, должно ли прощение долга быть односторонней сделкой, актуальны и при обсуждении отказа от осуществления права. По большому счету проблему стоит обозначить шире: может ли одностороннее волеизъявление прекратить обязательство?
Существует несколько возможных объяснений, почему прощение долга необходимо признавать соглашением и почему именно соглашением должно прекращаться обязательство. Первое объяснение – историческое. Как указывают исследователи, современная конструкция прощения долга развилась из двух институтов, существовавших в римском праве: acceptilatio и pactum de non petendo [188] . И acceptilatio, и pactum de non petendo представляли собой соглашения. Разница заключалась в том, что acceptilatio являлась формальным актом и влекла прекращение обязательства, а pactum de non petendo стало неформальным аналогом прощения долга и лишь наделяло должника процессуальным возражением (exceptio pacti conventi), но не приводило к прекращению обязательства [189] . Считается, что изначально формальное прощение долга появилось в качестве субститута формального исполнения (solutio) для тех ситуаций, когда исполнение все же было предоставлено, но не в той форме, которая требовалась для исполнения по сделке такого рода [190] . Однако формализм римского права требовал, чтобы форма исполнения обязательства соответствовала, была симметрична форме его установления [191] . Соответственно, для прекращения обязательства, установленного формальным актом, был необходим еще один акт, совершенный уже в надлежащей форме, но не подразумевавший повторного исполнения, – собственно acceptilatio. В более поздний период acceptilatio стала универсальным способом прекращения обязательств, независимо от того, было ли действительно предоставлено исполнение в какой-либо форме [192] .
188
Kleinschmidt J. Release. P. 1447; Idem. § 397. Erlass. S. 2257–2261.
189
Дождев Д.В. Римское частное право. М., 2008. С. 537; Zimmermann R. The Law of Obligations: Roman Foundations of the Civilian Tradition. 1990. P. 754–758.
190
Zimmermann R. Op. cit. P. 754–755.
191
Kleinschmidt J. § 397. Erlass. S. 2257.
192
Kaser M. Das r"omische Privatrecht. Erster Abschnitt: Das altr"omische, das vorklassische und das klassische Recht. 2. Aufl. C.H. Beck, 1971. S. 641; Zimmermann R. Op. cit. P. 756–757.
Причину того, что и acceptilatio, и pactum de non petendo были именно соглашениями, видят, опять же, в римском формализме: если обязательство установлено соглашением двух сторон, то прекратиться оно может также лишь по соглашению [193] . Продолжение этого подхода усматривают и в более современных кодификациях, многое унаследовавших от римского права. В частности, некоторые черты такой симметрии видят в п. 1 § 311 ГГУ [194] , в соответствии с которым для установления обязательственного правоотношения посредством сделки и его изменения требуется именно договор между участниками правоотношения. Однако про прекращение обязательства в указанном пункте речь не идет. Данному вопросу посвящено специальное правило § 397, которое регулирует освобождение должника по соглашению сторон. Запрет же прекращения обязательственного правоотношения путем одностороннего волеизъявления кредитора без учета мнения должника был установлен на уровне судебной практики [195] .
193
Kleinschmidt J. § 397. Erlass. S. 2257.
194
Ibid. S. 2271.
195
Ibid. S. 2268–2269.
Тем не менее данный подход широко обсуждался при разработке ГГУ и разные проекты содержали совершенно противоположные решения [196] . Основная критика прощения долга как соглашения заключалась в том, что подобное соглашение – дань устаревшей римской традиции, которая была основана на религиозных предубеждениях и мистицизме, но не подкреплялась какими бы то ни было правовыми доводами [197] .
Наиболее распространенным аргументом в пользу возможности одностороннего прекращения обязательства кредитором стало то, что было бы несправедливо насильно удерживать кредитора в обязательстве помимо его воли, а также навязывать ему принятие исполнения по обязательству, в котором он более не заинтересован. Своим появлением данный подход обязан периоду расцвета теорий естественных прав [198] . Данные рассуждения базировались на представлениях об особой ценности свободы воли, в частности, при установлении, изменении и прекращении правоотношений. Однако на этот аргумент можно взглянуть и с противоположной стороны: свободу воли должника также стоило бы учитывать. И ключевым здесь будет тот факт, что при прекращении обязательства односторонним заявлением кредитора у должника возникнет навязанное обогащение, что также критикуют как недопустимое [199] (beneficia non obtruduntur [200] ). Исчезновение пассива все же является изменением его имущественного положения и вторжением в его имущественную сферу. Кроме того, подчеркивается необходимость учитывать репутационные, моральные и нравственные соображения должника [201] . Соответственно, теоретически у должника может возникнуть личный интерес в сохранении данного обязательства, который было бы несправедливо полностью проигнорировать.
196
Ibid. S. 2265–2266.
197
Ibid. S. 2275.
198
Kleinschmidt J. Release. P. 1447; Idem. § 397. Erlass. S. 2255–2256, 2261–2264.
199
Kleinschmidt J. Release. P. 1447–1449.
200
Kleinschmidt J. § 397. Erlass. S. 2280–2282.
201
Сарбаш
Дополнительные аргументы появляются в случае, если обязательство возникает из синаллагматического договора. Возможность должника отказаться от прощения долга действительно необходима, поскольку именно в синаллагматических договорах прекращение обязательств играет существенную роль. Здесь свобода воли кредитора вступает в конфликт с основополагающим принципом договорного права: pacta sunt servanda [202] . Одно из обязательств в двусторонне обязывающем договоре может выступать в качестве так называемого «открывающего обязательства» или «первоначальной обязанности» [203] , только исполнение которой дает возможность потребовать принудительного исполнения встречного обязательства. В связи с этим сформировались позиции, согласно которым невозможно прощение долга по такому «первоначальному обязательству» [204] . Те же аргументы актуальны и для отказа от права с правопрекращающим эффектом. В случае прекращения «открывающего обязательства» прекратится и сам договор, поскольку встречное обязательство либо также прекратится [205] , либо его невозможно будет принудительно осуществить (ст. 328 ГК РФ), либо не возникнет вовсе. А при попытке осуществления исполнения противоположной стороной своего обязательства вопреки отказу у отказавшейся стороны формально возникнет неосновательное обогащение [206] . При таком толковании прощение долга (или односторонний отказ от права требования) одной из сторон будет фактически приравнен к одностороннему отказу от договора. Если такой отказ допускается законом или договором, то проблем не возникает. Если нет, то нельзя признать такой отказ допустимым и необходимо квалифицировать его как ничтожную сделку.
202
Kleinschmidt J. § 397. Erlass. S. 2264–2265.
203
Егорова М.А. Прощение долга: новый взгляд на старые проблемы // Юридический мир. 2012. № 1. С. 35–40.
204
Там же.
205
Gernhuber J. Das Shuldverh"altnis / Handbuch des Shuldrechts in Einzeldarstellungen. T"ubingen, 1989. S. 318–319.
206
Саркисян А.В., Новосельнов Д.А. Указ. соч. С. 112.
Подводя итог, можно сказать, что применительно к праву требования для прекращения этого права необходимо прибегать к институту прощения долга, поскольку его конструкция позволяет учесть интересы не только кредитора, но и должника, в то время как для прекращения секундарного права достаточно отказа управомоченного лица от его осуществления.
2.2. Иные возможные последствия отказа от осуществления права
Как было показано, прекращение права в качестве последствия отказа от его осуществления должно быть актуально лишь для секундарных прав, в то время как для прекращения прав требования необходимо прощение долга. Тем не менее было бы неверным полностью отказать в каком бы то ни было правовом эффекте отказу от осуществления прав требования. Особенно неоднозначная ситуация возникает, если кредитор передумает (как зачастую и происходит [207] ) и все-таки обратится к должнику с требованием, несмотря на свой отказ.
207
Постановления ФАС Восточно-Сибирского округа от 19.04.2006 № А58-3307/05-Ф02-1676/06-С2 по делу № А58-3307/05; ФАС Московского округа от 24.02.2012 по делу № А40-71837/11-58-398 и др.
Одним из таких возможных последствий может быть прекращение возможности судебной защиты права. В отечественном правопорядке в отсутствие специального регулирования такой подход теоретически можно обосновать ссылкой на п. 3 ст. 1, ст. 10 и п. 3 ст. 307 ГК РФ, где для участников оборота закреплена обязанность добросовестного поведения и установлена санкция за нарушение этой обязанности – отказ в защите права (п. 2 ст. 10 ГК РФ).
Действительно, существует такая позиция, согласно которой при невозможности принудительного осуществления права оно прекращается в принципе [208] . В то же время право на судебную защиту можно рассматривать и лишь как отдельное правомочие в структуре субъективного права [209] . В данном случае прекращается не все право целиком, а лишь блокируется именно это правомочие. Кроме того, может быть найдено немало аспектов, в которых право, не обладающее судебной защитой, себя «проявляет». Поскольку объем судебной практики по рассматриваемому вопросу крайне невелик, основная часть дальнейших рассуждений будет основываться на толковании действующего законодательства и аналогиях с близкими по существу институтами.
208
Агарков М.М. Указ. соч. С. 60 и далее.
209
Грибанов В.П. Пределы осуществления и защиты гражданских прав // Осуществление и защита гражданских прав. М., 2001. С. 105–106.
Схожая проблематика возникает при обсуждении требований, по которым истек срок исковой давности [210] , обязательств из игр и пари [211] , а также требований, по которым кредитор заявил отказ от иска [212] . Основным доводом в отношении того, что такие обязательства продолжают существовать и они действительны, являются возможность добровольного исполнения таких обязательств должником [213] , а также невозможность потребовать обратно исполненное в качестве неосновательного обогащения. То есть, несмотря на то, что потребовать принудительного исполнения такого обязательства нельзя, оно продолжает существовать в качестве основания исполнения [214] . Для требования, по которому истек срок давности, существует специальное правило п. 2 ст. 1109 ГК РФ, согласно которому имущество, переданное во исполнение обязательства по истечении срока давности, не подлежит возврату в качестве неосновательного обогащения.
210
Попов Б.В. Право на иск и исковая давность (Что погашается исковой давностью?) // Право и Жизнь. 1925. Кн. 4–5. С. 39–43; Агарков М.М. Указ. соч. М., 1940. С. 50–63; Новицкий И.Б., Лунц Л.А. Общее учение об обязательстве. М., 1950. С. 66–69; Черепахин Б. Приобретение права собственности по давности владения // Советское государство и право. 1940. № 4. С. 53.
211
Годэмэ Е. Общая теория обязательств / Пер. И.Б. Новицкого. М., 1948. С. 497; Василевская Л.Ю. Указ. соч. С. 336.
212
Гражданский процесс: Учебник / Под ред. М.К. Треушникова. М., 2014. С. 344 (автор главы – С.А. Иванова).
213
Болычевская Е.С. Натуральные обязательства в гражданском праве: Дис. … канд. юрид. наук. М., 2015. С. 127–129; Василевская Л.Ю. Указ. соч.; Новицкий И.Б., Лунц Л.А. Общее учение об обязательстве. М., 1950. С. 67–68.
214
Агарков М.М. Указ. соч. С. 61.
Те же соображения теоретически применимы и к отказу от осуществления права. Действительно, если обязательство (и, соответственно, право требования) не прекращается, то ничто не мешает должнику самому его исполнить. Более того, в случае с отказом от осуществления права должник может быть даже более заинтересован в этом, чем кредитор, если речь идет о синаллагматическом договоре. Как было показано в предыдущем разделе настоящей статьи, прекращение «первоначального обязательства» в синаллагме отказом могло бы повлечь прекращение не только обязательства, но и всего договора в целом. Если же обязательство не прекращается, а лишь блокируется возможность судебной защиты кредитора по такому «первоначальному обязательству», то у другой стороны остается выбор. Во-первых, она может бездействовать, и договор фактически перестанет существовать, поскольку первая сторона не сможет заявить требование. И во-вторых, у нее есть возможность добровольно исполнить свое обязательство и получить возможность потребовать встречного исполнения, так как ее поведение будет соответствовать требованиям п. 3 ст. 328 ГК РФ. В данном случае это актуальнее, чем в примере с истекшей исковой давностью, поскольку если должник целых три года не предпринимал мер к исполнению договора, то это значит, что он сам не был заинтересован в его существовании и скорее всего исковая давность по его требованию также истекла.
Следующий аспект обязательств, утративших возможность судебной защиты, – это начисление процентов по таким обязательствам. Главный вопрос здесь: может ли лицо потребовать уплаты процентов по обязательству, если такое обязательство лишено судебной защиты (был заявлен отказ от осуществления, истекла исковая давность или был заявлен отказ от иска)? Сложно говорить о сложившейся судебной практике по этому вопросу, особенно в отношении отказа от права – такой практики пока нет вообще. Однако существуют отдельные судебные решения, воспроизводящие аналогичную аргументацию применительно, например, к отказу от иска. В случае отказа от иска возможность повторно обратиться в суд с теми же требованиями блокируется по ч. 3 ст. 151 АПК РФ, п. 2 ч. 1 и ч. 3 ст. 134 ГПК РФ.