Орбита мира
Шрифт:
– Есть предварительная, сигнал чёткий, - подтвердили с Земли.
– Володя, как вы там, готовы?
– Манёвр расхождения завершён, - подтвердил Владимир Иблисов с борта "Союза".
– Лёша уже в орбитальном, с фотоаппаратом.
– Подведите корабль на расстояние пятнадцати метров к модулю, - откликнулись с Земли.
– Заказчик просит внешние замеры и фоторепортаж с малого расстояния.
– Пятнадцать метров, принято, - Иблисов двинул "Союз" вдоль станции.
– Алексей, тебе хорошо там видно?
– Не очень, - откликнулся бортинженер из орбитального модуля.
– Командир, неровно как-то идём.
Иблисов пытался вести "Союз" аккуратно, как учили. Но привычная медлительность сменилась на что-то совсем непонятное. В соседнем ложементе в недоумении крутила головой Клаудия Эньере - с её опытом пилота-испытателя никаких дополнительных указаний о внештатной ситуации уже не требовалось.
– Корабль откликается рывками, - недовольно доложил Иблисов после нескольких малоудачных попыток выровнять ход.
– На команды реагирует плохо.
– Володя, уводи нас в сторону, - торопливо сказал из орбитального модуля Злотников.
– Опасное сближение.
– Экипажу занять места в спускаемом модуле, - приказал тем временем Никитин.
– Немедленно.
– Пошли, Айболит, - громко, чтобы услышал товарищ с фотоаппаратом, продублировал команду Бороденко.
– В спускач, бегом!
Даже если у Валентина Степнякова и были какие-то возражения, медик благоразумно оставил их при себе. Весь его опыт и навыки предназначались в основном для борьбы с последствиями удара по станции. Предотвратить же его сейчас мог ровно один человек - командир семнадцатой экспедиции посещения Владимир Иблисов.
Не то, чтобы у него получалось.
Несколько рывков окончательно перекосили "Союз" и вдоль корпуса станции корабль полз уже под каким-то совсем нештатным углом.
– Володя, мы сейчас их цепанём!
– Злотников отшатнулся прочь от иллюминатора так, будто его движение могло повлиять на полёт неповоротливого модуля.
– Володя, дистанцию!
В размеренном гуле бортовых систем жизнеобеспечения "Союза" послышался негромкий посторонний звук. Орбитальный модуль самым краем задел корпус станции. Подскочил, дёрнулся, и задел его снова, уже сильнее. Задел достаточно, чтобы вибрацию от удара получилось услышать экипажу корабля.
– Дербент - Сириусу, - напряжённо сказал Никитин.
– Есть угловая. Станция в свободном полёте. Смещение минимально.
Из двигателей "Союза" вновь ударили струи газа. Неповоротливая махина спазматически дёрнулась и медленно пошла вдаль от станции.
– Обошлось, - выдохнул Злотников. Корпус "Мира" полз в иллюминаторе вниз и назад. Расстояние понемногу увеличивалось.
– Звука удара на станции не было, - прокомментировал ситуацию Никитин.
– Бортовые системы в норме. Жду удаления корабля для коррекции положения станции.
– Почему не заглушен эксперимент?
– прорвался через давящую тишину дальней связи встревоженный голос из ЦУПа.
– Параметры аппаратуры предельные! Немедленное отключение!
Виталий Никитин торопливо дёрнулся от своего поста управления к смонтированной прямо на временной контрольной панели установки. Откинуть защитный колпачок в яркой красной рамке он ещё успел.
Затем всё погасло. Моментально, будто кто-то рубильник повернул.
– Командир, - в гробовой тишине, особенно страшной тем, что не слышался даже гул вентиляторов, спокойная реплика бортинженера прозвучала громче любого крика.
– Спускач умер.
Никитин какое-то невероятно долгое мгновение обиженно смотрел на серый пластик без единой подсвеченной кнопки и слепые мониторы бортовых компьютеров. Если бы не Солнце и отсветы Земли в иллюминаторах, на станции царила кромешная тьма.
– Юлий, - в первых словах командира экипажа с момента аварии никаких посторонних эмоций уже не прозвучало.
– Бери фонарик и давай сюда. Будем смотреть. Валентин, за тобой визуальная инспекция. Посмотри, что у нас там снаружи.
– Е-есть!
– слегка растерянный отклик медика прозвучал не столь уверенно. С его точки зрения, какой-то аварии должны были сопутствовать куда более грозные признаки. Шум, грохот, фонтаны искр прямо из панелей управления. Внезапная тишина особенно пугала тем, что много воображения, чтобы представить себе оплавленную и вспоротую по всей длине консервную банку вместо красавца "Союза" за иллюминатором ему совершенно не требовалось.
Из головного отсека уже доносилось яростное жужжание. Аккумуляторы в аварийном фонарике сдохли, и командиру приходилось яростно жать на рычаг динамо.
– Развалили страну, - раздражённо выплюнул он.
– Угробили космонавтику! Даже батарейки в фонариках, и те сгнили!
– Командир, быть этого не может, - Бороденко зацепился ногой за скобу в полу на вежливом удалении от капитана.
– Мне эти аккумуляторы в укладку ребята за валюту достали. Вообще новые, фирма. Они просто разрядились. В ноль. Все сразу. По всей станции.
– Да ну?
– больше для порядка спросил Никитин. Как бы ему ни хотелось, чтобы гипотеза бортинженера оказалась ложной, она слишком многое объясняла. И прежде всего - полную безжизненность любой аппаратуры.
– Ну да, - Бороденко держал фонарик перед собой, направив в "потолок" отсека.
– Смотри, вот я им пожужжал - какой-то заряд появился. Дохленький, правда. И предохранители я бы везде проверил.
– Так что, - командир экипажа повернулся к мёртвым панелям управления.
– Получается, у нас тут всё это хозяйство сдохло? Сколько у нас времени?
– Если питание не восстановим - часов восемь. Ну, двенадцать. Задыхаться и перегреваться начнём часа примерно через два. Если шашки жечь, ещё потрепыхаемся, но температура будет как в бане - обрисовал ситуацию бортинженер.
– Чинить нам с тобой - не перечинить.
– Значит, работаем, - подтвердил Никитин, и чуть повысил голос в тёмные глубины станции.
– Валентин, что у тебя с осмотром?
– Пусто!
– растеряно откликнулся тот.
– Корабля около станции нет.
– Совсем нет?
– переспросил Бороденко.