Орден Святого Георгия
Шрифт:
— Чего я попрошу? — улыбнулся я. — Ждешь, что я попытаюсь извлечь выгоду из смерти твоего отца?
— Все попытаются. — Вяземская поджала губы. — Все, кого я знаю.
— В таком случае, мне придется обмануть твои ожидания. — Я развел руками. Не всем и не всегда хочется нажиться на чужом горе. Да и вообще — сейчас меня интересует только дело. А для него не будет никакой пользы, если ты закончишь свои дни на каторге. — Я шагнул вперед и осторожно коснулся тонких холодных пальцев. — Вряд ли девушка с такими руками долго протянет на тяжелой работе…
— Жалеть меня вздумал? — Вяземская гневно сверкнула глазами. — Не надо. Обойдусь как-нибудь.
— О нет, жалость здесь точно не при чем, — отозвался я. — Пойми, наконец — у нас общий враг. Не знаю, как ты, а лично я собираюсь найти тех, кто убил твоего отца. И вытрясти всю душу — конечно, если она у них вообще есть.
— Ты знаешь, кто это был?! — Вяземская снова сжала мою ладонь. — Назови мне имя — и клянусь богом, я…
— Ты тут же наделаешь глупостей, — вздохнул я. — К примеру, отправишь кого-нибудь из слуг… Или того хуже — заплатишь шпику, отставному солдату или другому идиоту, который убивает людей за деньги. Его непременно поймают, начнут пытать, и ты закончишь так же, как отец.
— Я не собираюсь сидеть сложа руки. — Вяземская развернулась на каблуках и зашагала обратно в сторону лестницы. — И если уж государево правосудие не станет защищать мою семью — сделаю это сама!
— Ты видела князя Геловани? — Я поймал ее сиятельство за локоть. — Он ищет убийц! И я ищу, и весь Орден Святого Георгия. И нам может понадобиться и твоя помощь тоже.
— А что мне делать? — Вяземская тихонько шмыгнула носом. — Отец не рассказывал ничего. Если бы знала, что это за тайны, если бы могла предположить…
— Но ты не могла. — Я снова опустил ладони на слегка подрагивающие плечи. — Петр Андреевич творил ужасные вещи, но тебя все-таки любил. И пытался защитить — как умел. В том числе и от тех людей, которым служил сам.
— А они убили его… Но я отомщу! — Вяземская вытерла глаза тыльной стороной ладони. — Слышишь — отомщу!
— Непременно. — Я не стал спорить. — Только не мешай мне работать, договорились?
Глава 16
— Я так рад, что вы все-таки пришли друг мой.
А вот я, признаться, рад не был — слишком уж мрачным оказалось подземелье здания на Сенатской площади. И не только потому, что само по себе перемещение из жаркого летнего утра сюда, в прохладу, сырость и скопище вековой пыли казалось чем-то странным и противоестественным. Святейший правительствующий синод изрядно давил: архитектурой, атмосферой и самим осознанием, что где-то там, на верхних этажах собирается какой-нибудь очередной совет архиереев. Пишет свои важные бумаги господин обер-прокурор, заняты делами чиновники калибром поменьше…
А здесь — ничего. Только тишина, запах старой бумаги и, кажется, еще и крысы — что-то серое и размером с футбольный мяч прошмыгнуло и исчезло за полкой. Не случайно библиотекарь — тощий седовласый старик в квадратных очках — вручил нам ключи, но сам спускаться
Так себе местечко — но слово, как известно, надо держать.
— Ну… я ведь обещал, разве не так? — вздохнул я. — И чем именно мы сегодня займемся.
— Всем! — Вольский растопырил руки, будто собирался схватить все книги со всех полок разом. — Волшебное место, просто волшебное… Вы ведь тоже чувствуете этот запах, Владимир?
Отставной профессор какого-то там сибирского университета определенно чувствовал себя здесь как рыба в воде. Я еще не успел толком осмотреться, а он уже выдернул невесть откуда здоровенный фолиант в кожаном переплете и теперь пытался разлепить слежавшиеся страницы. Получалось так себе, но Вольский, похоже, испытывал от этого даже больше восторга.
Древние книги. В самом деле — что еще человеку нужно для счастья?
— Да, Петр Николаевич, — смиренно согласился я. — Запах я определенно чувствую.
— Отлично, отлично, мой юный друг. — Вольский пропустил иронию мимо ушей — а скорее и вовсе не заметил. — Жду не дождусь, когда мы наведем здесь порядок. Я и не надеялся, что вы мне поможете… Признаться, многие считают все это бреднями выжившего из ума старика.
— Что именно считают? — зачем-то уточнил я.
— Жизнеописания героев! — В глазах Вольского загорелся азартный огонек. — Однако подумайте сами, Владимир: если уж старинное колдовство, в которое уже давно никто не верит, все эти проклятия, порчи и заговоры, существуют на самом деле — как знать, что еще могло сохраниться на этом свете… Или — кто!
— Кто? — Я усмехнулся и покачал головой. — Боюсь, славные герои прошлого уже давно ушли в историю.
— А что, если и это окажется заблуждением?! — Вольский схватил меня за плечо. — Ветхий Завет приписывает иудейским патриархам поистине нечеловеческий век. Старец Мафусаил прожил чуть ли не целую тысячу лет, а его сын и внук — тот самый Ной, который построил Ковчег по времена Всемирного Потопа…
Дальше я слушал уже вполуха — погрузился в собственные мысли. Конечно, библейские масштабы в них по большей части отсутствовали, зато с достоверностью все как будто оказалось полном порядке. В возрасте, не уступающем веку легендарного Мафусаила, я не жаловался на забывчивость. И помнил — во всяком случае, людей и даты.
И, надо сказать, мне и раньше приходилось задумываться, почему за всю свою немыслимо долгую жизнь я не встречал никого старше себя. То есть, ровесники вроде как имелись — кто-то чуть помоложе, кто-то, вероятно, наоборот. В те времена с носителями информации, как и с грамотностью в целом, дела обстояли так себе, и к появлению полноценных летописей запросто можно было «потерять» лет двадцать-тридцать.
Но не больше. А уж к царствованию Ивана Грозного разница и в полтора века становилась чем-то малозначительным и почти незаметным. И все мне подобные — включая даже самых осторожных и многомудрых — просто перестали меряться… Ну, допустим, прожитыми годами.