Орел в небе
Шрифт:
– Итак, мы наконец избавимся от вас, Морган, – приветствовал он Дэвида.
– Только после прощальной вечеринки, сэр.
– Ja, – кивнул Растус. – Вы мне доставили много беспокойства за эти пять лет. С вас ведро виски. – Он указал на жесткий стул у своего стола. – Садитесь, Дэвид.
Он впервые назвал Дэвида по имени. Дэвид положил шлем на край стола и, неуклюжий в своем летном высотно-компенсирующем комбинезоне, опустился на стул.
Растус долго набивал трубку крепкой магалисбергской махоркой, внимательно глядя на сидящего перед ним молодого человека. Он видел в нем те качества, которые
Наконец он закурил, выпустил большой клуб голубого дыма и подвинул по столу к Дэвиду листки бумаги.
– Прочтите и подпишите, – сказал он. – Это приказ.
Дэвид быстро просмотрел документы, поднял голову и улыбнулся.
– Вы сдаетесь нелегко, сэр, – признал он.
Один документ содержал контракт на дополнительные пять лет службы, другой – приказ о производстве в очередное звание – из капитана в майоры.
– Мы затратили много денег и времени, чтобы сделать вас таким, какой вы есть. Вы необычайно талантливы, мы развили ваш талант, и вот вы стали – не буду преуменьшать – отличным пилотом.
– Простите, сэр, – искренне сказал Дэвид.
– К дьяволу! – гневно ответил Растус. – Почему вы родились Морганом? Все эти деньги, они подрезают вам крылья, приковывают к столу.
– Не в деньгах дело, – быстро ответил Дэвид. Он почувствовал, что при этом обвинении начинает сердиться.
Растус цинично кивнул.
– Ja, – сказал он, – я их тоже ненавижу. – Он взял документы, которые Дэвид отодвинул, и хмыкнул. – Недостаточно заманчиво, а?
– Полковник, это трудно объяснить. Просто я чувствую, что есть еще кое-что, более важное, и я должен это найти. И оно не здесь. Мне придется поискать.
Растус тяжело кивнул.
– Ну хорошо, – сказал он. – Я сделал все, что мог. Теперь можете отвести своего многострадального командира в столовую и потратить часть миллионов Морганов на то, чтобы напоить его виски. – Он встал и лихо надел на поседевшую голову форменную фуражку. – Сегодня вечером мы с вами напьемся, потому что оба что-то теряем. И я, возможно, больше вашего.
Любовь к мощным прекрасным машинам Дэвид унаследовал от отца. Клайв Морган с женой на новом спортивном "феррари" врезался в грузовик на неосвещенном перекрестке. Транспортная полиция определила, что в момент столкновения "феррари" шел со скоростью сто пятьдесят миль в час.
Распоряжения Клайва Моргана касательно имущества, переходившего по наследству к его одиннадцатилетнему сыну, оказались тщательно продуманными и очень искусно составленными. Опекуном мальчика стал его дядя, Пол Морган, а все состояние было разделено на ряд трастовых фондов.
Достигнув совершеннолетия, Дэвид получил доступ к первому такому фонду, что обеспечивало ему доход, скажем, преуспевающего хирурга. В этот день старый зеленый "эм джи" был заменен мощным голубым "мазерати", в традиции истинных Морганов.
В двадцать третий день рождения к Дэвиду перешел контроль над овечьими ранчо в Карру, скотоводческими фермами в Юго-Западной Африке и Джабулани, огромным охотничьим хозяйством в Саби-Сэнд; управление этим имуществом успешно осуществляли доверенные лица.
Двадцать пятый день рождения позволит ему распоряжаться фондом номер два, который наряду с большим количеством ценных бумаг предоставит ему два вклада в недвижимость: комплекс офисов и торговых центров и мощный строительный комплекс.
К тридцати годам перед ним откроется еще один фонд, по размерам превосходящий два предыдущих: начнется передача основных ценностей его наследства.
Затем через каждые пять лет, вплоть до достижения Дэвидом пятидесяти, ему будет открываться доступ к новым фондам и новым частям огромного состояния Морганов. Перед ним открывалась ошеломляющая перспектива богатства. Но, как прилавок, на котором слишком много съестного, она словно бы притупляла аппетит.
Дэвид быстро ехал на юг, шуршали мишленовские металлизированные шины; он думал об этом богатстве, об огромной золотой клетке, о ненасытной пасти корпорации Морганов, которая раскрылась, чтобы проглотить его. Тогда он, как клетка тела медузы, станет частью целого, пленником собственных денег.
Эта перспектива приводила его в ужас, к боли в глазах – следствию вчерашней глупости, когда он пытался пить наравне с полковником Растусом Наудом, – добавлялось ощущение пустоты в желудке.
Он быстрее погнал "мазерати", пытаясь забыться в опьянении мощью и скоростью, и часы полетели так же стремительно, как мили. Было еще светло, когда он вошел в квартиру Митци на холме, выходящем на берег Клифтона, к холодному зеленому Атлантическому океану.
В квартире Митци царил хаос, это по крайней мере не изменилось. У Митци постоянно жили гости, пили и ели за ее счет и без конца ссорились друг с другом, устраивая жуткий кавардак.
В первой спальне, куда заглянул Дэвид, спала незнакомая темноволосая девушка в мужской пижаме. Во сне она сосала большой палец.
Во второй спальне ему повезло больше. Она оказалась пустой, хотя постель не убрана, а на столике тарелки с остатками завтрака – яичницы.
Дэвид бросил сумку на постель и достал плавки. Мигом переоделся, спустился по боковой лестнице на пляж и побежал – вначале рысцой, потом быстрее, потом понесся так, словно за ним гналось какое-то чудовище. В конце пляжа, где начинались скалы, он бросился в ледяной прибой и поплыл к груде водорослей. Холодная вода обжигала, и, выйдя из нее, он посинел и дрожал. Но ощущение, что его преследуют, исчезло, а возвращаясь рысцой в дом Митци, он слегка согрелся.
Чтобы принять ванну, пришлось снять с веревок над ней множество трусиков и бюстгальтеров. Он до краев заполнил ванну горячей водой, погрузился в нее, и в этот момент дверь распахнулась и, как северный ветер, влетела Митци.
– Где ты, воин? – Дверь хлопнула. – Я засекла твою машину в гараже и поняла, ты здесь!
– Здесь, куколка, – отозвался он.
Митци встала на пороге ванной, и они улыбнулись друг другу. Дэвид увидел, что она снова поправилась: пояс юбки распирало, под алым свитером большая бесформенная грудь. Она наконец отказалась от безнадежной войны с близорукостью, и на ее маленьком носике сидели очки в металлической оправе, а волосы торчали под самыми неожиданными углами.