Орхидея, королева Сингапура
Шрифт:
11
— Вот и прекрасно! Теперь сторожи своего «Черного лебедя», смотри, чтобы не уплыл. Если проснется раньше времени, дай ей попить и насыпь туда еще порошочек. Объясни, что она непонятно с чего напилась и, чтобы ее не позорить, пришлось отвезти к тебе спать. Все ясно? А мне — в отель, завтра надо быть свеженькой.
— Нет, я не могу! — Анджей испуганно замахал руками.
Лиса почувствовала, что придется поработать над парнем, и переменила тактику. Она подошла к нему вплотную и, прижавшись губами к уху, горячо
— Помнишь, еще в Германии мы с тобой мечтали, как я получу эту корону.
Анджей, слабо сопротивляясь, отстранил ее от себя.
Но Алиса не сдавалась:
— Представь, какая куча денег достанется нам. А эта… русская птичка путает все карты. Если мы не выведем ее из игры перед отбором, не видать мне короны, как своих ушей. — И, заметив сомнение в его глазах, продолжала убеждать: — Ты ведь знаешь, Ален… — Алиса на минуту задумалась: стоит ли сообщать Анджею с таким трудом добытую информацию, но, тряхнув головой, все же решилась: — Он вращается там… — Девушка многозначительно подняла вверх палец.
— А, этот, — прервал Анджей Алису и, чтобы снова позлить ее, добавил: — Старикашка! — Парень расправил плечи, демонстрируя свое наигранное безразличие.
— Опять ты за свое? Этот «старикашка»… — Лиса сделала выразительную гримасу, обиженная за своего высокопоставленного друга. — Он настолько богат и у него такие связи, что всегда будет человеком, для которого возраст не имеет значения, — заявила она, как рассудительная взрослая женщина. — В общем, я не хотела тебе говорить, но я из него выудила, что жюри уже нацелилось на нее. — Лиса показала глазами на Катю. — А если у жюри такой настрой, то будь я хоть в тысячу раз лучше…
— Ты лучше, ты бы могла выиграть у нее по-честному, ты не должна была с ней так… она… — Анджей подошел к спящей Кате. — Знаешь, она очень хорошая и несчастливая.
— Да ну? — не на шутку разозлилась Алиса. — Может, сделаешь ее счастливой, ты ведь умеешь? А я пока пойду. — И, похлопав его длинными наманикюренными пальцами по щеке, направилась к двери, но, как бы передумав на ходу, резко повернулась и, сделав приглашающий жест, произнесла: — Правда, ты заслужил сегодня небольшую награду…
— Лис, останься со мной, — сразу откликнулся Анджей.
— А как же «Лебедь»? Тебе же нравилось танцевать с ней. Вот и потанцуйте.
Анджей подошел вплотную к Лисе, и, как всегда, от близости этой женщины у него заколотилось сердце.
— Я хочу тебя, — прошептал он, дотронувшись губами до мочки ее уха, — останься, не уходи.
— Ладно уж, тогда налей чего-нибудь выпить, — милостиво согласилась Лиса, — только немного. Можешь дать мне твоей польской водки, от нее хоть голова завтра болеть не будет.
Анджей разлил по рюмкам, выпил свою и наполнил снова.
«Чего доброго переберет и сорвет мне дело», — зло подумала Лиса и кротко, по-восточному села на пол у его ног, положив голову ему на колени. Анджей, наклонившись, стал водить жесткими усами по ее нежному лицу, чувствуя, что возбуждение переполняет его.
Лиса мягко, как кошка, обвила руками разгоряченное
— Хочешь, я расскажу тебе о своем детстве? — в хорошем настроении возвращаясь из ванной комнаты, примирительно предложила Лиса. — Чтобы ты пожалел и меня тоже, как свою русскую сиротку. Так слушай.
В детстве я жила с родителями и тремя сестрами в жуткой грязной филиппинской деревне. У нас она называлась барангой. В ветхой хижине, которая стояла на высоких сваях, окна и двери постоянно были завешены циновкой от термитов. Мои родители всю жизнь гнули спины, выращивая рис. У меня никогда не было ни одной игрушки. Однажды отец принес мне маленькую обезьянку, я отдала ей свою порцию риса. А ночью она вылезла из хижины, и ее сожрал обезьяноед.
— Кто это? — пьяно спросил Анджей. Под разговоры он уже приканчивал бутылку с водкой.
— Это такая огромная птица, у нее размах крыльев полтора метра. Горю моему не было конца. С тех пор я уже больше никого по-настоящему не жалела.
От жуткой нищеты люди покидали наш край и уезжали в Америку. Моя старшая сестра отправилась в Калифорнию и обещала, как только найдет работу, приехать за мной. Но родители не могли прокормить нас, и они взяли и… продали меня.
Анджей, сразу протрезвев, удивленно взглянул на Лису.
— Как это?
— Вот так. Я приглянулась одному заезжему «охотнику». Он собирал красивых девочек для гарема своего хозяина.
— В рабство?
— Да, но это были лучшие годы в моей жизни. Я оказалась наложницей сына корейского вождя.
— Сына Ким Ир Сена? Я слышал, что когда-то женой у него была молодая звезда пхеньянского балета.
— Нет, к тому времени она постарела, и он уже расстался с ней, отправив в Москву. Когда меня привезли, я оказалась в компании таких же нищих, но очень «породистых» девочек. Потому что выбирали нас, как лошадей, чтобы все было о'кей, все на месте: грудь, ноги, зубы, волосы.
— Сукин сын! — выругался Анджей.
А Лиса, мечтательно закатив глаза, продолжала свой рассказ:
— Зато мы имели все, что может пожелать восточная девочка, — драгоценности, еду, роскошную одежду и… — усмехнувшись, добавила: — Кукол.
— Кукол? — окончательно протрезвев, переспросил Анджей.
— Да, кукол, потому что самой старшей из нас было четырнадцать лет. — И Лиса, зажмурившись от приятных воспоминаний, повела своего слушателя дальше. — Мы жили в роскошном дворце, ели из золотой посуды, наслаждались красивой музыкой и учились, но не чтению и письму, а искусству любить. Однако любить только одного мужчину — нашего господина. О, хозяин понимал в этом толк! Его фантазия была неуемна. Никакой европеец ни тогда, ни сейчас не может сравниться с ним. Когда меня привезли к нему, я оказалась самой младшей его наложницей, но выглядела старше своих лет, потому что была выше сверстниц. Он научил меня многому, а когда я забеременела, то выдал замуж за своего охранника и отправил в деревню.