Орленев
Шрифт:
у Орленева неожиданно оказались, и «одним хлебом» он пытался
накормить толпу алчущих. И, заметьте, справлялся с положением,
хотя долгов, особенно мелких, оставалось еще много. Его инстинкт
игры был удовлетворен полностью, и, будь у него в запасе время,
возможно, он вышел бы победителем из этого испытания. Во вся¬
ком случае, когда он узнал, что какой-то читатель «Нового вре¬
мени» внес сто рублей и предложил открыть подписку в его
пользу *,
добросовестные люди, которым почему-то нужно было бросить
тень на его американскую поездку: обстоятельства его были труд¬
ные, но не трагические...
В самом деле, что такое эти мытарства и житейские дрязги по
сравнению с душевной драмой, которую он пережил в ту амери¬
канскую весну 1906 года. Успех Назимовой во время их гастро¬
лей был громкий, и нью-йоркские импресарио сулили ей золо¬
тые горы, если она перейдет на американскую сцену. Английский
язык она знала уже сносно, у нее были хорошие лингвистические
способности, и какая-то мисс Маргарет Аннчин из труппы Генри
* Вот отрывок из письма, напечатанного в «Новом времени» 26 марта
(ст. ст.) 1906 года: «Может быть, те, кому доставляла эстетическое удоволь¬
ствие игра этого богато одаренного актера, захотят отблагодарить его те¬
перь и придут на помощь в тяжелой нужде на далекой чужбипе... Ему
и его товарищам приходится переживать теперь ужасные дни. Откликни¬
тесь на их несчастье!»
Миллера взялась за несколько недель поставить ее произноше¬
ние. Она была звездой-женщииой, и в этом было ее преимущество
перед Орленевым — звездой-мужчиной. Ведь писала одна амери¬
канская газета в начале 1912 года, сравнивая искусство и успех
Назимовой и Орленева (по случаю его второго приезда в Соеди¬
ненные Штаты), что «девять десятых театралов» в Америке, если
им предоставят выбор, «предпочтут посмотреть резвящуюся на
сцене Биллу Бэрк, в коротком платье, обнажающем голые ножки,
чем любого знаменитого актера, играющего Шекспира» 25. За год
пребывания в Америке Назимова в этом хорошо убедилась. И все-
таки она колебалась.
Она знала, чем обязана Орленсву: он вытащил ее из безвест¬
ности, он научил ее работать азартно и систематически, он позна¬
комил ее с Чеховым, которого она боготворила. И самое главное:
он разжег и поддержал ее веру в самое себя, в чем она нужда¬
лась, потому что критика в петербургских газетах была к ней
безжалостна. Знала Назимова и то, как много значили ее близость
и сотрудничество
рое оказала на его репертуар и образ мысли. И все это перечерк¬
нуть? Ради денег? При всей ее деловитости она не была натурой
меркантильной, торгашеской, для денег она ничем не пожерт¬
вовала бы. Ради славы? Ради респектабельности? Это другое дело:
тщеславие было в ее характере! И она не захотела упустить
шанс, который никогда больше не повторится.
Правда, она сделала попытку убедить Орленева тоже остаться
в Америке. Вот как передает репортер нью-йоркской газеты (уже
после отъезда Орленева) их диалог: «Изучи английский,— пла¬
кала она.— Им нравится наша игра. Только они нас не пони¬
мают!» «Слишком поздно!—отвечал он.— Язык можно выучить
в юности. Мы поедем обратно в Россию и будем играть для рус¬
ских, которые нас понимают!»26. Вначале Орленев, видимо, пред¬
полагал, что Назимова пошумит, поплачет, поскандалит и опом¬
нится, и не верил в бесповоротность ее решения. И потому тот
день, когда он получил ее письмо, не оставляющее никаких на¬
дежд, был одним из самых трагических в его жизни. В черновых
рукописях Орленева есть запись, относящаяся к этому дню: «Для
меня нет никакого просвета, ни одной звездочки на небе. Душа
моя надломилась» 27. Уход Назимовой был для него потрясением.
Но он ее не удерживал, понимая, что честолюбивая актриса не
откажется ради него от своих планов и амбиций.
Осенью 1906 года, чтобы взять реванш за все потери, он ре¬
шил вернуться в Америку с ибсеновским «Брандом». Собрал но¬
вую труппу, разучил пьесу, снял через своих агентов театр
в Нью-Йорке, заказал билеты на пароход, по пути заехал в Нор¬
вегию, где на этот раз помимо «Привидений» играл Достоевского
и Гауптмана. Сюда, в Христианию, за день до отъезда в Америку
пришла телеграмма от Назимовой. Точный ее текст нам неизве¬
стен. По свидетельству Мгеброва, он был спокойный: «Не приез¬
жай — боюсь, помешаешь» 28. Вариант Вронского гораздо более эмо¬
циональный: «Прошу тебя, оставь мне этот единственный уголок
в мире, а у тебя и без Америки много места!» Ни минуты не ко¬
леблясь, Орленев отменил поездку: планы его рухнули, деньги про¬
пали, он готов был подарить кому-нибудь пароходные билеты, но их
никто почему-то не брал. Не встретился Орленев с Назимовой и
спустя шесть лет, когда он во второй раз приехал на гастроли