Орленев
Шрифт:
Мы говорили с ним об искусстве... и выпили весь буфетный конь¬
як». В это время Орленев уже получал большие гонорары и тра¬
тил их с такой щедростью, что на переезды из одного города
в другой у него никогда не хватало денег. Его транспортировка
входила в обязанности антрепренеров, они вели расчеты между
собой по принципу «наложенного платежа». О кутежах Орленева
в артистической среде ходили легенды, он сам о себе впоследствии
писал, что тогда,
рием Карамазовым, его удалым духом». Но это была удаль озор¬
ная и остроумная, без меланхолии и вспышек мрачности, которые
позже (впрочем, это случалось и раньше) отравляли его сущест¬
вование.
В Петербург он попал в самом начале 1901 года. До того
к нему в Кострому приезжал Набоков и по поручению Суворина
предложил вернуться в его театр. Орленев нетерпеливо ждал
этого приглашения, а получив его, закапризничал и стал дикто¬
вать свои условия — вернуться он согласен, но уже на особом по¬
ложении гастролера, с другой оплатой и обязательной «красной
строкой» на афише. Суворин, несмотря на недовольство в труппе,
принял этот ультиматум, и 26 января 1901 года в Театре Литера¬
турно-художественного общества состоялась премьера «Братьев
Карамазовых». До начала гастролей в столице у Орленева остава¬
лось несколько свободных дней, и он решил провести их с поль¬
зой. Еще во времена «Федора» он сблизился с известным петер¬
бургским литератором Акимом Волынским; теперь с чьих-то
слов он узнал, что этот почитатель его таланта пишет книгу под
названием «Царство Карамазовых». Роль свою Орленев изучил
досконально, часто ее играл, играл с подъемом, и все-таки
в чем-то сомневался; ведь среди его консультантов серьезных зна¬
токов Достоевского на этот раз не было. А невыясненных вопро¬
сов у него накопилось много, вопросов, касающихся даже стили¬
стики романа.
Он, например, не мог понять, почему в авторских замечаниях
но поводу Мити так часто встречается слово вдруг, особенно ча¬
сто в сцене допроса, такой важной для его концепции роли:
«И вдруг ему показалось что-то странное...» (стр. 528); «—Что
это вы, господа? — проговорил было Митя, но вдруг, как бы вне
себя, как бы не сам собой, воскликнул громко, во весь голос...»
(стр. 528); «Молодой человек в очках вдруг выдвинулся впе¬
ред...» (стр. 528); «Он помнил потом... что ее вдруг увели, и
что опамятовался он уже сидя за столом» (стр. 545); «Мите же
вдруг, он помнил это, ужасно любопытны стали его большие пер¬
стни, один аметистовый, а другой какой-то ярко желтый...»
(стр. 545); «—Так он жив! — завопил вдруг Митя, всплеснув ру¬
ками» (стр. 546); «Митя вдруг вскочил со стула» (стр. 546);
«— Господа,— вдруг воскликнул он...» (стр. 549); «— Видите,
155
господа, вы, кажется, принимаете мепя совсем за иного человека,
чем я есть,— прибавил он вдруг мрачно и грустно» (стр. 550);
«Проговорив это, Митя стал вдруг чрезвычайно грустен»
(стр. 551); «И вдруг как раз в это мгновение разразилась опять
неожиданная сцена» (стр. 551); «—А ведь вы, господа, в эту ми¬
нуту надо мной насмехаетесь! — прервал он вдруг» (стр. 562)
и т. д.24.
И сколько еще других определений импульсивности, внезап¬
ности, неподготовленности, непредумышленности реакций и по¬
ступков Мити (в один миг, в одно мгновение, как подкошенный
сел, сорвался с места и пр.) разбросано на этих страницах. Что
стоит за этими повторениями? В чем здесь тайна? Это ведь не
просчет гениального писателя. Это его сознательный выбор, это
как бы постоянный рефрен, варьирующий по разным поводам ав¬
торскую идею. Орленев пошел к Волынскому и поделился с ним
своими недоумениями и догадками, и тот, удивившись чуткости
актера, дал ему прочесть написанную летом 1900 года четвертую
статью из его цикла «Царство Карамазовых», посвященную
Дмитрию Карамазову. Там были такие строки: «Все у него со¬
вершается вдруг, внезапно, неожиданно. Почти везде, где явля¬
ется в романе Дмитрий, художник употребляет это слово «вдруг»,
передающее темп его жизни, это бурное половодье чувств, кото¬
рое быстро переносит зарождающиеся ощущения мысли из без¬
деятельных сфер внутреннего созерцания в область страстных
движений и поступков»25. Все здесь совпало! И орленевский
Митя ничего не хранил для себя, он весь нараспашку, его раздра¬
женная мысль при всяком внешнем толчке немедленно превра¬
щалась в действие, не сообразуясь с последствиями. Зато он не
хитрил и не двоедушничал. Он был весь во власти своей необуз¬
данной природы и не знал передышки в той исступленности, ко¬
торая буквально сжигала его. Преклоняясь перед Алешей, на¬
зывая его «ангелом на земле», он, однако, ставил ему в упрек, что
при всем своем совершенстве этот «ранний человеколюбец» нс
«додумался до восторга». А Митя у Орленева без «восторга» не
мог и часа прожить.
Демократизм был в самой природе искусства актера, и он
с гордостью говорил, что в России нет такого медвежьего угла,