Орленев
Шрифт:
контракта, расплеваться с ним и выплатить полагающуюся не¬
устойку. Натура у него, как это часто бывает у людей беспечных,
была широкая, и, пойди он в МХТ, такой образ жизни стал бы
для него совершенно невозможным.
Помимо житейских были еще художественные, идейные об¬
стоятельства, побудившие его посвятить себя гастролерству: если
бы Орленев выбрал оседлость, разве ему были бы доступны его
дерзкие планы? Он мечтал сыграть Гамлета
нере, но по-современному, с поправкой на только-только начав¬
шийся двадцатый век; первая проба в «Гамлете» в Костроме
в 1900 году была только робкой разведкой. Он мечтал и о загра¬
ничных гастролях, чтобы ознакомить широкую публику в Европе
и. очень тогда далекой Америке с гением Достоевского — для на¬
чала в его скромной интерпретации, и с «Царем Федором», этой,
как ему казалось, единственной в мировом репертуаре трагедией
бессильного добра. Он, наконец, мечтал о труппе, составленной
из «безумцев и искателей», где нашлось бы и ему место, хотя
знал, что эта мечта самая несбыточная. Его грызли сомнения:
а не надежней ли отказаться от этих воздушных замков и найти
свое призвание, как равный среди равных, в труппе Художествен¬
ного театра, поразившей его сыгранностью и единомыслием? Но
он изменил бы своей романтической, с чрезвычайно развитым
чувством риска натуре, если бы поступил так. Ведь не пошла же
Комиссаржевская в МХТ! Он не думал сравнивать себя со Ста¬
ниславским, но ведь и Константин Сергеевич не пошел в Малый
театр, когда ему, любителю, сделали такое предложение, и пред¬
почел прочности устоев свободу действий.
Всю последующую актерскую жизнь Орленев отчаянно нуж¬
дался в умных советниках и, когда позже ставил «Гамлета», ни¬
чуть не смущаясь, едва ли не одновременно обращался за по¬
мощью к Плеханову и Суворину — об этом я уже писал и еще
напишу; его консультантами были и знаменитый Гарип-Михай-
ловский, и забытый теперь актер Мгебров, и однажды ему встре¬
тившийся режиссер Марджапов, и долго с ним друживший кри¬
тик Тальников, и многие, многие другие. Он жадно искал обще¬
ния с виднейшими людьми русского искусства своего времени и,
как мог, учился у них, но ему нужно было мудрое наставниче¬
ство, а не каждодневное руководство. Чтобы оценить истину по
достоинству, он сам должен был дойти до нее, добыть ее, он не
хотел, да и не мог бы, если бы захотел, ничего получить готовень¬
ким, из чужих рук, в отработанном виде. Не без горького юмора
Орленев говорил, что эта его черта — фамильная, наследственная.
Среди странностей его больного старшего брата Александра
была и такая: он не читал разрезанных книг (по условиям тог¬
дашней типографской техники при брошюровке отпечатанные
листы часто оставались неразрезанными и разрезать их полага¬
лось читателям), утверждая, что это читанное-перечитаииоо ему
ни к чему, ему нужно обязательно новое, а на книги с неразре¬
занными листами независимо от их содержания он «бросался
с жадностью». Точно так же его младший брат дорожил в искус¬
стве новизной и первооткрытиями. Аналогия несколько деликат¬
ная, но ведь ее авторство принадлежит самому Орленеву.
Было еще одно обстоятельство совершенно частного свойства,
но тоже немаловажное для его выбора в тот мартовский день
1901 года. Я имею в виду все крепнущее чувство Орленева к Алле
Назимовой, к этому времени ставшей его постоянной партнершей.
Через двадцать два года в большом письме к М. П. Лилиной, на¬
чатом на пароходе «Мажестик» и законченном в Нью-Йорке,
К. С. Станиславский, описывая свое первое посещение театра
в Америке (где шла программа Балиева) и встречи в антракте
со старыми русскими знакомыми, первой упоминает Назимову:
«постарела, но мила» 26. А тогда, в самом начале века, она была
молода и красива, и Орленев в затмении любви и шагу не делал
без ее согласия. Он не мог не задуматься над тем, возьмут ли ее
вместе с ним в Художественный театр, ведь после окончания
курса в Филармонии она уже там была на самых незаметных ро¬
лях и ничем себя не зарекомендовала. А если возьмут, на что она
может там надеяться? В лучшем случае — на эпизоды. Орленев
же твердо верил в ее звезду и в то, что сделает из нее премьершу,
так, чтобы она затмила по крайней мере модную Яворскую.
И для этого тоже ему нужна была полнота власти в труппе. Итак,
гастролерства он не бросил.
Еще зимой, до описанных здесь событий, Орленев стал нето¬
ропливо подбирать труппу для весенне-летней поездки, и журнал
«Театр и искусство» сообщил, что гастроли актера начнутся
в Вильно па второй день пасхи. Маршрут был размечен по дням,
известен был и репертуар, помимо ролей уже игранных по непи¬
саным законам театрального предпринимательства для успеха га¬
стролей нужна была и сенсационная новинка. Орленев это преду¬
смотрел и выбрал инсценировку толстовского «Воскресения» (по