Орлиное гнездо
Шрифт:
– Должно быть, заключен за все преступления против короны, - сказал Корнел. – Не против церкви.
Хотя Андраши, несомненно, заслуживал казни как государственный преступник не меньше, чем как еретик, - его оставили жить, и жить довольно сносно. Василика горячо благодарила Бога. Хотя такое положение могло перемениться в любую минуту: великих грехов с Андраши никто не снимал, и казнь могла быть просто отложена, как это любили делать католические власти.*
Они зажили такой странной семьей: согласно и хорошо – насколько им могло быть хорошо в своем положении. Корнел
В марте короновался Матвей Корвин. Василика, стоявшая подле Корнела, как всегда во время церковных церемоний, видела, какое лицо у короля под тяжелой золотой шапкой, как в его больших светлых глазах блестят слезы гордости и умиления; слышала, как хлопают и выкрикивают здравицы придворные, и хлопала и кричала вместе со всеми. Не потому, что боялась наказания, - а потому, что уже пленилась и восхищалась королем Корвином, умевшим очаровывать людей любой веры.
Спустя месяц после коронации своего кузена Илона, урожденная Илона Жилегай, княгиня Дракула, подарила господарю долгожданного сына.
В один из дней, которым граф Андраши потерял счет, в коридоре за дверью его узилища послышался топот многих пар ног. Шли военные люди: и шли по делу.
Андраши не встал с места – он сидел на табурете у голой стены; только откинулся к стене и сложил руки на груди. Ворот его простой рубахи был распахнут; и хотя Андраши по-прежнему тщательно брил бороду, как в католическом прошлом, на его груди не было креста.
Вошел король Корвин – в короне, осенявшей гордое, умное чело; со светлыми вдохновенными глазами. Его тотчас обступила грозная стража, вошедшая следом, - так, точно безоружный Андраши мог атаковать сразу их всех и победить.
Белый рыцарь улыбнулся гостям.
– Что угодно вашему величеству?
Он неприкрыто рассматривал Корвина с головы до ног – и снова с ног до коронованной головы. Король нахмурился.
– Граф, я пришел сюда не шутить с вами. Ваши прегрешения бесчисленны, как вы прекрасно знаете сами и даже не думали отрицать… но я, милостью, дарованной мне Господом, предлагаю вам прощение.
Андраши приподнялся; потом сел обратно. Голубые глаза, засиневшие от любопытства и насмешки, беззастенчиво оглядывали молодого короля, и тот, несмотря на свою корону, отвел глаза, как нашкодивший ученик перед учителем.
– Но ведь вы не просто так прощаете меня, ваше величество? – спросил ставленник Корвина после долгого молчания.
Улыбка не сходила с его губ.
Корвин кашлянул и кивнул, снова обретая свое достоинство.
– Да, мой друг, - сказал он. – Я предлагаю вам смыть ваши грехи кровью неверных в священном походе, в который я снаряжаюсь, повинуясь воле нашей матери церкви. Вы заслужите или полное прощение, возвращение ваших дворянских прав и награду здесь – или небесный престол, воссев одесную Господа.
Тут Андраши расхохотался. Он смеялся, откинув голову, и этот оскорбительный звук эхом отражался от стен; Корвин отскочил, как от заразы, и быстро осмотрелся, словно с этих стен на него сыпались отвратительные насекомые. Стражники выхватили мечи.
– Стоять! – крикнул Корвин. Он сжал тонкие губы; шагнул к Андраши и поднял руку, указывая пальцем в его грудь, лишенную креста.
– Как вы смеете так разговаривать со мной, помазанником Божьим? – тихо и зловеще спросил король. Крест на его золотой шапке сверкал в полутьме камеры.
Андраши перестал смеяться; но улыбаться не перестал.
– Я вам не друг, ваше величество, - сказал он, глядя Корвину в глаза. – И я не буду сражаться за католическую церковь. Лучше сгнию здесь.
– Очень хорошо, - сказал Корвин: когда осознал этот ответ.
Он отступил от узника и скорбно взглянул в глаза офицеру, сопровождавшему его. Тот потупился с видом сочувствия и негодования. Корвин усмехнулся.
– По-видимому, слишком мягкое обращение еще больше повредило вашу душу, - произнес он, снова взглянув на графа. – Я позабочусь.. чтобы о вашей душе отныне пеклись лучше, мой несчастный Андраши.
– Вы достойный сын своей церкви, ваше величество, - сказал Андраши, продолжая глядеть на Корвина в упор.
Бледные щеки короля тронул румянец. – Идемте отсюда, это бесполезно, - сказал он своей охране.
И Корвин вышел.
Спустя несколько часов после посещения его апостолического величества графа Андраши перевели в сырой подвал, где приковали цепью к стене. В этом месте ему не оставалось ни света, ни простора, ни надежды.
Корнел пришел к Василике, звеня оружием и доспехами. Она долго смотрела на своего заступника, молитвенно сложив руки, - а он улыбался ей. Потом Корнел опустился перед Василикой на одно колено и, схватив рукой в латной перчатке край ее платья, поцеловал его.
– Повяжи мне на руку свою ленту, - попросил витязь, потупив взор.
Василика покачала головой, не находя слов. Корнел служил ей как католический рыцарь, поклоняющийся чужой жене.
Василика расплела косу, обхватывавшую голову, и зеленую шелковую ленту повязала Корнелу выше правого локтя. Потом Корнел встал, и Василика припала щекой к его груди.
– За римскую церковь? – прошептала она.
– Нет, - ответил Корнел, прижавшись губами к ее волосам. – За мой дом и моего князя.
Потом они вместе направились во двор, где их уже ждал Раду. Корнел обнял и его; и Раду прижался к отцу с полным сознанием происходящего, с горячей любовью.
– Не покидай меня насовсем! – попросил он.
– Ждите меня, - строго велел Корнел своей семье, оглядывая их обоих. – Слышите?
Оба кивнули.
– Береги себя и Раду, - попросил витязь Василику.
Она, улыбаясь со слезами, подала Корнелу шлем.
Черный рыцарь надел его, сел на коня – и еще раз посмотрел на людей, которых любил. Лицо его было открыто, и он улыбался.