Орлиное гнездо
Шрифт:
Корнелу сделалось жаль Андраши, этого католика, который ушел от такой веры, от которой ни шагу ступить нельзя, - от веры-душегубицы. Не прав ли граф был, требуя легкой смерти? Что ждет его, когда он попадет в руки короля?
Но это не ему решать – и даже не ему просить за Андраши: князь Дракула знает лучше и скажет лучше, если потребуется.
Какие-то силы хранили их всю дорогу – кроме того, что простудилась и Анастасия, переносившая северную болезнь тяжелее Василики, ничего больше не случилось. Андраши больше
Беглецы пересекли венгерскую границу, когда уже замело все равнины. Им пришлось остановиться на несколько дней на постоялом дворе – из-за Анастасии и двоих венгров, которых тоже прихватил кашель. Василика с трудом переносила грязь и смрад, от которых отвыкла в Турции.
– Добрым католикам вера вообще мыться запрещает, - шепнула она Корнелу, невесело улыбаясь. – Кто часто моется, уже еретик! Убежать бы от такой добродетели!
Корнел внимательно взглянул на нее.
– Здесь ведь холодно, - заметил он. – Не наберешь дров зимой – на мытье-то, если кто бедный. А из благородных господ еретиков много…
Он поморщился и замолчал. Нет, они никогда не станут здесь своими. И слава всем святым.
– Хорошо, что хоть на холоде не так смердит, - прошептала Василика, натягивая на нос шерстяной шарф.
Корнел вдруг подошел к ней совсем близко и взял ее за плечи.
– У меня дома всегда чистота, - тихо сказал он. Ласково погладил ее руки; Василика оцепенела, глядя в глаза своего спасителя.
– За это меня и считают здесь еретиком, - прибавил витязь.
Василика хмыкнула; кровь прилила к щекам.
– Ну уж, ты скажешь, Корнел-бей!
Больше ничего не получалось от смущения. Корнел опустил руки, но продолжал смотреть ей в лицо. Они до сих пор не говорили еще, где Василика поселится – и какую судьбу ее спаситель уготовил ей.
– Ты приглашаешь меня в свой дом? – спросила Василика. Корнел кивнул и опустил глаза.
– Тебе все равно некуда больше деваться, - ответил он. – Я мог бы попросить за тебя короля, чтобы тебя взяли во дворец…
Василика ахнула.
– Я ведь не говорю по-венгерски! И там…
Она осеклась. Корнел неприятно рассмеялся.
– Да, жено, - сказал он. – Там ты себя не соблюдешь. Уж лучше султанский гарем, чем венгерский двор.
Василика закрыла лицо руками.
– Корнел, - прошептала она, - я не хочу, чтобы ты тешил себя мыслью, которой тешишь сейчас… Я знаю, что значит для мужчины полюбить. Я не хочу мучить тебя. Если тебе будет трудно со мной…
– Я все равно тебя никуда не отошлю, - сурово возразил Корнел. – Что я – упырь, наших жен католикам кидать, как кости?
Он замолчал, видя, как побледнела спасенная.
Улыбнулся ей, от души желая успокоить – и понимая, что не получится.
– Насильничать я никогда не буду, - мягко сказал витязь.
Он бы обнял ее, но понимал, что Василика испугается. Если бы он только мог показать ей свою душу, показать, что на свете бывает нерушимая верность! Но теперь – как она поверит?
– Я на самом деле нечасто бываю дома, - сказал Корнел. – У меня там сын… малыш, один…
Он помрачнел.
– Я бы помогла тебе с твоим сыном, - с осторожностью сказала Василика.
Корнел улыбнулся, не глядя на нее.
– Я бы очень этого хотел, - сказал он. – Около Раду совсем нет наших женщин. Не стало с тех пор, как не стало Иоаны. Я бы так хотел, чтобы он видел истинно благой пример…
Василика закраснелась и опустила глаза.
– Но как это будет можно? Чужой женщине – приехать к тебе и зажить в твоем доме, если она тебе не жена? – спросила она.
Корнел сложил руки на груди, выставил ногу.
– Я хозяин, - ответил он. – Мне решать, кому жить со мной! Слово мое тяжелее всех в моем доме!
Он хотел уйти, от слишком большой неловкости, возникшей между ними, - но Василика вдруг цепко схватила его за руку. Корнел изумленно посмотрел ей в лицо.
– Я нужна Штефану, я буду принадлежать ему, пока он жив, – и далее того, - сурово проговорила она. – Тебе понятно?
Корнел даже не улыбнулся. Он понимал, что Василика может ударить его, как бы ни робела перед ним и его славой в другое время.
– Да, - сказал витязь. – Понятно.
Он поклонился. Василика стояла с высоко поднятой головой. Корнел быстро вышел, не оборачиваясь; ему не хотелось, чтобы Василика почувствовала его взгляд.
Когда они въехали в Буду, Корнел первым делом отвез Василику и Анастасию в свой дом.
Дом, который сохранил для него Николае! Родной дом – дом нестерпимой памяти!
– Я не хочу, чтобы тебя видел король – или кто-нибудь при дворе, а меньше всего священники, - сказал Корнел. Он был очень догадлив; Василика кивнула.
– Конечно, - сказала она.
Андраши и его охрана ждали на постоялом дворе; Корнел колебался, но страстное желание увидеть сына победило.
Он постучался – и ему отворил старый привратник-венгр; тот чуть не умер от удивления, увидев прежнего хозяина, овеянного такой славой. Что-то он привез теперь? Спутницы Корнела заставили венгра закреститься за спиной господина. Привозить женщин от турок – кто может знать, какая в них скверна!
Однако в глаза венгр, конечно, ничего не сказал. Проводил всех в дом, стараясь как мог выказывать радость.
В прихожей все стали; Василика видела, как волнуется ее спаситель.
– Раду! – прошептал он. – Кровинка моя!
Василика схватила его за руку.
– Сын признает тебя, вот увидишь!
Корнел засмеялся.
– Ну да… Признает он такого гостя, как же!
Тут раздались твердые детские шажки, и навстречу Корнелу вышел Раду. Корнел едва верил своим глазам – мальчик так окреп и вырос, пока его не было, точно сама католическая Дева Мария поила его молоком. Черные курчавые волосики достигали плеч, широко поставленные зеленые глаза смотрели с изумлением – но в них горел тот же огонь, что в Иоане, что в самом Корнеле.