Орлиное гнездо
Шрифт:
– Штефан, я люблю тебя! – обернувшись, прокричала Василика, срывая голос; она не знала уже, услышал ли ее этот самый дорогой человек, от которого ей оставалась только память, только неутихающая боль. – Я люблю тебя, мой сокол, мой князь!..
Дробот копыт оглушал ее. Михня крепко держал повод ее кобылки; Василика рыдала и выкрикивала прощания, которые теперь уже только понапрасну разносил ветер.
========== Глава 96 ==========
Их было теперь восьмеро – считая одних мужчин, против графа Андраши;
Андраши не сопротивлялся, понимая – тем, что осталось в нем разумного, - что только еще больше унизит себя. Хотя этот человек сейчас не казался опасным противником: скорее больным, которого бесчеловечно подвергли такому обращению. Василика против воли то и дело засматривалась на белое лицо венгра – так напоминавшее ей лицо, которого она никогда больше не увидит.
– Тебе его не жалко? – шепнула она Корнелу, когда тот наконец обратил внимание на нее.
Корнел пристально посмотрел в ее заплаканные глаза.
– Белый рыцарь замечательно это умеет – размягчать человеческие сердца, - сказал витязь. – Но только не мое.
Впрочем, Андраши не связывали: на время дневки. Ночью его свяжут. Корнел посмотрел на Василику, сжав губы, - и подумал, что такие безумцы, как Андраши, бывают опаснее здоровых и сильных бойцов, когда ими овладевают демоны.
Пока воины разжигали костер, ели и пили, поили лошадей, Василика сидела одна, уткнувшись лбом в колени. Корнелу пришлось потормошить ее и накормить отдельно.
Она поела, поблагодарив только кивком. Корнел был рад, что Василика ест и говорит хотя бы немного. Только бы ей не заболеть от тоски – а ведь впереди еще такой долгий путь!
Когда они расположились на ночлег, Корнел самолично подошел к графу, чтобы связать его. Не скрывая своих намерений, достал веревку.
– Не обессудьте, жупан, - сказал он по-венгерски.
Глядя, как просто и серьезно этот валах смотрит на него, Андраши на несколько мгновений потерял дар речи.
– Неужели вы настолько способны прощать и смиряться? – прошептал он. – И вы думаете, что я…
– И вы способны, - сказал Корнел.
Он склонил голову.
– Чтобы возвеличиться, порою нужно умалиться, - сказал он. – Вы сделали свое дело, граф. Бог вам воздаст. Но если сейчас поддадитесь сатане…
Андраши прикрыл глаза.
– Да что вы можете знать, - прошептал он. – Ты думаешь, что сейчас – или что когда-нибудь потом в своей жизни будешь способен понять добро и зло? Княжий отрок! Вечный младенец!
Корнел покраснел.
– Давай руки, - негромко приказал он.
Андраши повернулся к нему спиной и протянул руки. Корнелу вдруг стало не по себе, когда он коснулся бледных тонких кистей; он стянул их плотно, но не слишком туго. Над этим человеком дико было совершать насилие – это неожиданно показалось чем-то невозможным, как если бы какой-нибудь солдат Понтия Пилата вдруг понял ясно, кого возводит на Голгофу.
Корнел встряхнул головой и отогнал наваждение. Он затянул узлы на ногах венгра.
– Спи, - велел витязь пленнику и отошел туда, где сидела Василика. Бедняжка не могла лечь, пока видела
– Василика, я лягу рядом с тобой, - тихо предупредил витязь.
Василика посмотрела на него, широко раскрыв глаза, - а потом кивнула, не возразив ни словом. Ей никогда не нужно было объяснять лишнего.
Корнел лег так близко от нее, чтобы можно было дотянуться рукой; сам же держал руку на эфесе меча.
Корнел проснулся посреди ночи – пришло его время заступать в караул. Он ощутил теплое прикосновение к плечу; улыбнулся, охваченный умилением и жалостью сразу. Василика приткнулась к нему во сне.
Корнел получше закутал ее в плащ, бережно отвел с лица упавшие на него спутанные каштановые волосы. Василика вздохнула и улыбнулась, не просыпаясь: Корнел печально улыбнулся тоже, понимая, кто ей снится.
Он встал и проверил лагерь. Все было спокойно. Граф тоже не шумел – Андраши сидел в стороне от всех со своими связанными руками и ногами, подобно бледной статуе, и неподвижно смотрел куда-то во мрак. Он как будто бы не спал совсем.
– Он что, так и не ложился? – спросил Корнел часового Ливиу, охваченный внезапной тревогой.
– Представь себе – нет, - ответил витязь, с такой же тревогой. – Так и сидит как сел. Я ему сказал, что нам завтра скакать весь день и его развезет в седле…
Ливиу махнул рукой.
– Он меня точно и не услышал! Спит он так, что ли!
Корнела передернуло.
– Ну, ты иди ложись, - велел он Ливиу.
Он стал, положив руку на рукоять меча, и устремил взгляд на графа.
Через полминуты отвлекся от него, не увидев никаких перемен, - главная угроза сейчас исходила не от Андраши. Корнел посмотрел по сторонам; потом, навострив уши, стал неподвижно. Когда он опять взглянул на венгра, тот уже лежал; и у Корнела, непонятно почему, тоже отлегло от сердца. Приближаться к пленнику витязь не стал.
Наутро, вопреки опасениям, Андраши не выказывал чрезмерной усталости – и даже как будто посвежел, оправился за эту ночь. Василика, скакавшая рядом с Корнелом, теперь почти не смотрела на пленника. Он ей перестал нравиться тотчас, как перестал вызывать жалость.
Нет, это был не Штефан, совсем не Штефан – только не для нее!
К вечеру вдруг пошел снег, рановато для Турции; и хотя снег был не холодный, а мягкий, влажный, этого было уже достаточно для женщин. Корнел заставил их пить вино, которое согрели в котелке. Простудиться насмерть – проще простого!
Разрумянившаяся Василика улыбалась Корнелу, хотя благодарила его сдержанно, с опаской. Как же ему было не понимать, чего она боится! Витязю Дракулы стало очень горько.
– Мы так приедем только к Рождеству, - чихнув, сказала Василика. Она усмехнулась. – Ведь католическое Рождество такое же, как наше?
Корнел кивнул.
О, если бы хоть что-нибудь в католичестве было такое же, как у них! Чем дольше Корнел жил в Венгерском королевстве, тем больше понимал, что пропасть между ними непреодолима. Они были “сущности, которые не смешивались” - именно так когда-то сказал князь: когда женился на своей венгерской княгине.