Орлы и ангелы
Шрифт:
Я все это знаю, говорю. Я занимался этим как профессиональный юрист-международник.
Верно, говорит, но тебе нужно понять контекст. Джесси, судя по всему, тебе почти ничего не рассказывала.
Я качаю головой: да, судя по всему, почти ничего.
А она ведь была профи, каких поискать, говорит он.
И звучит это как наивысший комплимент, который он может сделать горячо любимому человеку. Подолом рубахи отираю пот со лба.
И тут Балканы для нас закончились, говорит Росс. Юго-восточное направление всегда было самым выгодным трафиком, одним из самых выгодных, по меньшей мере эдакая аллея, ведущая прямо к
Чистильщик Аркан, говорю, значит, вы с ним и впрямь имели дела.
Джесси никогда ничего не выдумывала, говорит, уж кому-кому, а тебе следовало бы это знать.
Но вы ведь немало заработали на балканских конфликтах, говорю я ему, а Руфус наверняка был в состоянии спустить на тормозах обвинения, выдвинутые против Аркана.
Он пожимает плечами.
Мое дело — логистика, говорит он. А стратегические решения — продолжать или заканчивать и что делать дальше — принимает Герберт. Вместе с Руфусом. А бывало или вполне могло быть и вместе с тобой.
В воздухе у меня перед глазами пляшут огоньки, как будто кто-то бросил в зал пригоршню дискотечных блесток.
Надо только своевременно узнавать, говорю я, где и когда в следующий раз рванет.
Выбор Руфуса пал на Польшу, говорит Росс. И с оглядкой на войну НАТО из-за Косово следует признать, что он оказался чертовски прав.
Выходит, они знали об этом уже два года назад, говорю я шепотом.
Хватаясь за голову, чуть было не опрокидываю собственную бутылку, Росс успевает перехватить ее.
В любом случае, говорит он, мы с тех пор ходим другими тропами.
А я, говорю, иду в клозет.
По пути в туалет я заказываю у стойки двойную водку. Звук моих собственных шагов достигает моего слуха с задержкой примерно на полсекунды, как будто я великан или, вернее, исполин и приходится учитывать расстояние от пят до ушей, разделенное на скорость звука. Отличная порция порошка в туалете заставляет меня съежиться до нормальных размеров, и обратная дорога к столику представляет собой сплошное удовольствие. На ногах у меня не башмаки, а облака, я не иду, а парю. Когда я сажусь, моя ухмылка на мгновение зависает в воздухе и лишь затем приземляется на положенное место — над подбородком, уткнувшимся в ладонь руки, упирающейся локтем в столик.
Ну хорошо, а какое отношение ко всему этому имела Джесси? — нетерпеливо спрашиваю.
В последние недели балканского периода, говорит Росс, имел место один известный тебе инцидент.
Застреленная беженка, говорю я.
С этих пор, продолжает Росс, Джесси и Шерша только плавали по морю. Правда, почти каждую неделю. Пока албанская граница оставалась открытой из-за беспорядков, у нас все протекало нормально.
Поджимает губы и не разжимает несколько долгих мгновений, губы становятся бескровными и бесцветными, как утопшие дождевые черви. Проводит по голове «лапой», от обоих уцелевших пальцев в волосах остаются широкие борозды, посередине которых видно кожу на черепе.
Дело разворачивалось всегда одинаково, говорит он. Шерша или еще кто-нибудь прибывал с итальянской стороны на борту катера. Крошечные албанские лодки подходили из Влёры и ждали момента трансакции, не заходя в трехмильную береговую зону,
Подают водку, я выпиваю. Никогда не усугубляй алкоголем кокаин, подсказывает внутренний голос, никогда не усугубляй алкоголем.
Остаток ночи, говорит Росс, я провел в гостинице возле радиоприемника, ожидая известия о несчастном случае на море. Я молился о том, чтобы они всего лишь попали в лапы морской полиции. А не пошли на дно Адриатического. Я плакал, а по радио передавали итальянские шлягеры.
Но не случилось ни того ни другого, говорю я.
Они просто-напросто сбежали с деньгами, говорит Росс. Высадились на берег в другом месте. Скорее всего, просто где-нибудь в окрестностях Генуи.
Тянется ко мне; не могу понять, хочет ли он похлопать меня по плечу или схватить за горло.
С тех пор, говорит он, я Джесси больше не видел.
Спокойнее, старина, говорю я.
Не знаешь ли ты, письма-то мои в Лейпциге она хоть читала?
Читала, говорю, читала.
Пытаюсь мысленно прикинуть, сколько же они тогда увели денег; исхожу из общей массы поставки в три центнера и оптовой цены в восемьдесят марок за один грамм. Запутываюсь в нулях и сдаюсь.
Шерша ей внушил, говорю, что деньги нужны на то, чтобы они смогли уехать в Гренландию.
Говнюк, говорит Росс. В Гренландию, к белым волкам.
Да, говорю, к белым волкам.
Какое-то время молчим, думая о Джесси и о вечных льдах. Столб воздуха давит на нас, мы сидим, притиснутые к столику, как две старые черепахи, и глядим на пустые бутылки, стоящие между нами.
Деньги, говорит он, мы вернули. Они лежали на дне старого колодца во дворе. Джесси взяла себе только самую малость, никому не пришло бы в голову отобрать. А остаток из этой малости ты сам доставил нам в галерею.
Тогда в чем же, спрашиваю, великая проблема?
Сейчас, говорит, расскажу. Это чистое сумасшествие. Но вполне в духе Джесси. Вполне.
Что-то, медленно говорю я, связанное с компьютерами.
Росс сразу же настораживается.
Значит, все-таки возможность № 1?
Не-а, говорю я.
Какое-то время сидим друг напротив друга, как за партией в покер, но я-то блефую, я-то блефую, не имея на руках ровным счетом ничего. Даже двойки. Даже завалящей двойки.
Значит, начинаем все сначала, говорит Росс. Герберт принялся варьировать трафик задолго до того, как пошла вся эта заваруха в Албании. Перенес его в Польшу. Но это потребовало совершенно невероятных затрат. Причем мы все держали на сервере — и почту, и адреса, и банковские контакты. Но это еще цветочки. Сперва мы должны были построить полякам дороги, а уж потом транспортировать по ним кокаин. На границе их неизменно интересовало, что за товар, которому они дают «добро» на вывоз. Необходимо было создать перевалочные базы и обзавестись высокопоставленными партнерами. И все это протекало под величественной крышей расширения Евросоюза на восток и учреждения новых зон свободной торговли.