Орлы и звезды. Красным по белому
Шрифт:
Львов появился на следующий день и охренел от увиденного. Конспиративная квартира секретного подразделения главного жандармского управления Российской империи превратилась в бивак инсургентов. На кухне что-то постоянно шкворчало и булькало, оттуда истекал устойчивый запах готовящейся пищи. По лестнице, ведущей в верхнюю комнату, то и дело сновали крепкие молодые парни. Они, правда, старались не привлекать к себе внимания, дефилируя исключительно между верхней комнатой и туалетом, зато делали это с подозрительным постоянством. И мне кажется, я разгадал причину этого хождения. Хлопцы впервые в жизни увидели теплый клозет. Я вспомнил, как сам впервые опробовав эскалатор катался по нему до посинения.
Полковник смотрел
– Познакомьтесь, Петр Евгеньевич, - голосом телевизионного шоумена воскликнул я.
– Это тот самый Глеб Васильевич Абрамов о котором писал в своей реляции несправедливо опороченный ротмистр Кольцов, а столь поразившие вас личности из верхней комнаты - бойцы его отряда.
Полковник обменялся с Глебом рукопожатием, потом неожиданно попросил:
– Покажите карабин!
Глеб удивленно посмотрел на меня - я лишь пожал плечами - и покинул кабинет. Вернулся, держа в руках карабин. Львов осмотрел оружие, прочитал название 'Тигръ', покачал головой, потом неожиданно спросил:
– У вас лупа есть?
Я достал из ящика стола лупу. Львов долго изучал с ее помощью год выпуска карабина. Потом отложил лупу, вернул оружие Глебу и как-то потеряно произнес:
– И все-таки 1994...
– Вы до сих пор сомневаетесь?
– спросил я.
Львов не ответил, только как-то неопределенно подернул плечами. Чтобы вывести его из прострации я решил сменить тему.
– Петр Евгеньевич, почему вы ничего не сообщили мне о том, что внесли поправки в дело группы Седого?
– Просто не успел. Как, впрочем, и вы не успели сообщить мне о встрече с Савинковым.
– Но вы, тем не менее, об этом узнали?
– Как и вы о том, что в дело террористической группы внесены изменения.
– Такой диалог вел в никуда и полковник, видимо, понял это.
– Впрочем, я готов объясниться. О вашей встрече с Савинковым я узнал из рапорта офицера, руководившего облавой на 'Привал комедиантов'. Там указано, что караулившие один из выходов жандармы были необъяснимым образом приведены в беспамятство, как и крутившийся подле дворник. Я тут же догадался, чьих это рук дело. Никто кроме Ведьмы не проделал бы этого столь изящно.
– Полковник не обратил внимания на самодовольную улыбку Глеба.
– Догадаться об остальном, согласитесь, было нетрудно. Я понял, что вы вышли на руководство эсеров. И еще я понял, что они будут проверять подлинность вашей легенды. Я решил вам подыграть. Внес нужные изменения в дело и позволил ознакомиться с ним информатору эсеров.
– Так вы знали, что в дело заглядывал посторонний?
– Разумеется, - пожал плечами Львов.
– Иначе, он никогда бы туда не заглянул. Помимо этого я допустил утечку еще кое-какой информации касающейся пребывания Войновского в Петрограде.
Мне стало стыдно. Я ведь подумал о полковнике плохое. Львов усмехнулся, видимо все прочитав с моего лица. Мы немного помолчали, каждый о своем, потом полковник сказал:
– Вы не спросите, почему мы, - я имею в виду жандармов - зная имя предателя, терпим его в своих рядах?
Был ли этот вопрос еще одной проверкой или Львов давал мне шанс реабилитироваться - не знаю, но ответил я довольно уверено:
– Тут как раз все ясно. Зная предателя можно держать его под контролем, сливая через него строго дозируемую информацию или дезинформацию.
– Если бы все в жандармском управлении рассуждали как вы, - вздохнул Львов.
– А то, чтобы получить санкцию на работу с этим выродком, моему коллеге пришлось обратиться к самому Джунковскому.
– Вы сказали 'выродок', - вмешался в разговор Глеб.
– Я так понимаю, что 'крот' работает не за идею?
– Вы сказали 'крот'?
– перепросил полковник.
– Так в нашем времени называют сотрудника спецслужб, сотрудничающего с противником, - пояснил я.
– Очень интересно, - пробормотал полковник, потом повернулся к Глебу.
– Какие там идеи. Мерзавец работает исключительно за деньги!
–
Львов обратил внимание на то, что я промешкал с формулировкой и беззлобно заметил:
– Да будет вам, 'просьб', говорите прямо: поручений!
– В следующий раз непременно так и поступлю, - заверил его я.
– А теперь к делу. Глеб приехал в Петроград с легендой, что у него тут есть явка. Вы не могли бы подсказать имя недавно умершего эсдека, не обязательно большевика, к которому такая явка могла быть?
– Постараюсь помочь, - заверил полковник.
– Что-нибудь еще?
– Да. Не могли бы вы посоветовать, где нам разместить бойцов Глеба? Долго держать их в этой квартире, сами понимаете, неразумно.
– Подумаю и над этим, - сказал полковник.
– Тогда, это пока все.
Попрощавшись с Глебом, полковник направился в прихожую, я пошел за ним. Уже надев пальто Львов вдруг на секунду замер, потом решительно полез в карман и извлек оттуда ключ.
– Вот, - сказал он, - протягивая ключ мне.
– Это ключ от квартиры моего молочного брата. Когда он умер, квартира досталась мне, поскольку других наследников у брата не оказалось. Там все очень скромно, брат не был богатым человеком, но для размещения ваших людей вполне подойдет. Это недалеко, на Крюковом канале. Дайте на чем записать адрес.
– Вы, верно, придерживали эту квартиру для себя, - спросил я, глядя, как он водит карандашом по бумаге.
Львов протянул мне листок и карандаш.
– Чего уж теперь...
– ответил он с чуть грустной улыбкой и исчез за дверью.
ГЛЕБ
А полковник молодец, сработал оперативно. Мы с Макарычем на следующий день после разговора со Львовым определили ребят по новому месту расположения. Вернулись где-то после обеда. Ольга - не могу на нее налюбоваться - сразу сообщила, что звонил Львов, нами интересовался, вечером обещал приехать. Меня кто за язык дернул сказать: 'Что-то часто полковник сюда захаживает. Интересно, кто ему тут так приглянулся?' Шутка получилась довольно тупой. Ольга сразу надулась и ушла на кухню, а Макарыч неодобрительно покачал головой. 'Зря ты так. Львов никогда не приезжает без дела. А чтобы два дня подряд, так вообще впервые. Так что если кто ему здесь и приглянулся, так это ты. В смысле, что узнал он, о чем мы просили' И как в воду глядел. Полковник действительно нашел для меня квартиру, куда мне могли дать явку. Хозяин ее был из породы тихих революционеров. На митинги не ходил, в споры не ввязывался. Зато охотно предоставлял свою жилплощадь под эсдековские нужды. Кому что передать или слово верное сказать, а то и приютить на день-другой. Такой вот значит борец с самодержавием. Был. Умер не так давно, так же тихо, как и жил. А ведь, глядишь, и назовут потом улицу его именем. А может так и надо? Еще Львов сказал, что засветил явку перед жандармами тайный агент, который и сейчас орудует в среде большевиков, и даже, вроде как, входит в состав их Петроградского комитета. Мы с Макарычем тем же вечером смотались с этой новостью до Ерша. У того аж челюсти свело. 'Прав полковник. Я ведь и сам помню, что был такой провокатор, но фамилию его, убей, забыл! Эх, мой бы архив сюда'. Макарыч его успокоил: 'Ничего, - говорит, - скоро в твое распоряжение поступит архив всего Охранного отделения'. Ерш удивился: 'Так ведь он сгорел?' Макарыч смеется: 'Когда, дурья башка?' Ерш смутился. 'Ну, да, еще не сгорел. Все никак не могу привыкнуть' - 'И теперь уже не сгорит, - авторитетно заявил Макарыч.
– Уж мы об этом позаботимся!' - 'А фамилию его или кличку полковник не называл?' - Ерш прямо-таки зациклился на этом отморозке. 'Нет, не называл, это же не его агент, - ответил Макарыч.
– Да и плюнь ты на этого гада. Что он теперь успеет?' - 'Янковский', - сказал Ерш. 'Что, Янковский?' - удивился Макарыч. 'Вспомнил я кличку агента: Янковский, как фамилия артиста'.
– 'И что это тебе дает?' - спросил Макарыч. 'Да, собственно, ничего', - пожал плечами Ерш. 'Ну и забей!', - подытожил я.