Орнуэл. Восход Алой Луны
Шрифт:
– Я дала бы принцу Магнусу деньги. Может, после смерти императора Вален ослабнет, и тогда…
– Смерти императора недостаточно, чтобы ослабить империю, нужно вырезать весь Круг Мудрых, чтобы Вален поперхнулся собственной костью. Однако ты права, шериф, без моих денег Орнуэл окажется в большой опасности, а имперцы только и ждут, чтобы залезть своими грязными руками в мои сокровища! «Лучше уж потерять одного коня, чем сгноить весь табун,» – говаривал мой дед, – Фарон фыркнул и откинулся на спинку кресла, поставив кубок с вином себе на живот. – Ладно, шериф, пошлите гонца в замок Рэнт, пусть казначей выделит принцу сотню монет, но ни бронзовиком больше, понятно?! С этим дармоедством нужно что-то делать… – задумчиво протянул
Шериф кивнула и двинулась к выходу, чтобы выполнить приказ, но граф недовольно остановил ее.
– Как дела у Небывалых?
Небывалыми называла себя крупная шайка пиратов и контрабандистов, базировавшихся на Медвежьем острове недалеко от берегов графства Авера. Оттуда, они нападали на плохо вооруженные торговые корабли, взимая с них плату, но не трогая груз – таков был уговор с Руфусом Фароном. Небывалые заменяли таким образом таможенный налог, отмененный сто лет назад «Пактом о ненападении и торговле», ибо граф не мог смириться, что лоттернийские купцы не платят ни монеты, швартуясь в его порту. Бывалые торговцы либо шли с сопровождением охраны, либо попросту запасались несколькими полновесными мешочками золота для откупа, а неопытные всеми средствами пытались избежать встречи с пиратами. Все же, придуманная Руфусом Фароном система оказалась действенной только в начале – вскоре пиратская натура взяла верх, и Небывалые начали не только взимать налоги, но и нападать даже на суда под гордым орнуэльским флагом, за несколько лет став бичом северного берега королевства. Они все еще исправно платили Фарону за покровительство, но власть над ними граф почти постерял.
– Мои люди забрали из пещеры очередной сундук с золотом, – ответила шериф Тейлгрим. – Но он был полон лишь на половину. Капитан Небывалых отказывается от встречи. Если Вы позволите мне собрать отряд и навестить Медвежий остров…
– Никогда не доверяй треклятым пиратам… – выругался Фарон. – Они как щенки от дурной суки. Всегда норовят укусит руку того, кто их кормит. Неполный сундук, говоришь? И это после того, как в моем порту тридцать два дня простояло шесть кораблей Лоттернийского торгового дома?! Нет, шериф, одного отряда будет мало, нужно напугать этих пиратов, проучить мерзавцев! Я Руфус Фарон, самый влиятельный человек во всем Орнуэле, никто не посмеет обводить меня вокруг пальца! Разыщи командора де Хофлоу. Пусть Малый флот обстреляет остров, но никого не убивает – в конце концов, эти пиратские отрепья полезней живыми.
– Я распоряжусь, – ответила Рейвен Тейлгрим.
– И последнее, шериф. Этого скользкого вора, что сидит в тюрьме, уже казнили?
Женщина отрицательно покачала головой.
– Отлично! Приведите его ко мне, пора надавить на принца-бастарда до поросячьего визга.
Распорядившись об наказании слуги и передав приказ графа Фарона командору Малого флота, шериф добралась до дальнего конца города, где и располагалась аверинская тюрьма. Само длинное строение было построено из серого камня, обильно обмазанного глиной. По широкому, освещенному свечными лампами коридору постоянно ходил патруль стражников, а в маленькой комнатке, находившейся в пристройке, располагался стол начальника тюрьмы, который часто лично проверял заключенных и даже вел книгу учета, куда заносил их имена, что было редкостью, ведь обычно лишь редкий военный, происходивший не из благородной семьи, умел читать и писать. Даже сама Рейвен Тейлгрим научилась этому величайшему искусству лишь будучи уже старше двадцати лет.
Совсем необязательно каждая тюрьма обязана находиться под землей и быть жуткой и мрачной как описывают барды в своих песнях. Тюрьма Аверы напоминала собой скорее простую казарму с закрепленными на окнах ржавыми решетками. Места в ней хватало всего на несколько десятков заключенных, которые либо не представляли собой никакой опасности, либо их скорая казнь уже считалась делом решенным.
Шериф Аверы довольно часто посещала тюрьму – на заднем дворе располагалось место, где приводились в исполнение вынесенные ей или графом наказания, будь то заключение в колодки, порка или что-то куда хуже. Только лишь публичные казни проводили на широкой портовой площади, дабы как можно больше людей имели возможность насладиться занимательным зрелищем. Сначала Рейвен обмолвилась несколькими словами с начальником тюрьмы, коротко спросив о здоровье его детей и семьи, а после двинулась к самой дальней клетке.
Заключенный лежал на неудобной кровати с насыпанной на ней соломой и насвистывал знакомую с детства глупую мелодию. Казалось, он лежал на свободе на сеновале, а не в стенах тюрьмы, так спокоен он был. Вору казалось, что уже наскучившие серые стены расступятся перед ним в любой момент – он всегда верил в счастливый случай. И вот, словно оправдывая его ожидания, перед клеткой предстали шериф и начальник тюрьмы. Вор резво вскочил на ноги и подошел к самым прутьям – настолько близко, чтобы новоприбывшим была видна его широкая обаятельная улыбка.
– Добро пожаловать в мою скромную уютную обитель, – он делано поклонился, взмахнув руками как воробей крыльями. – Я просто безмерно счастлив видеть вас здесь! Я бы предложил вам присесть, – он обвел взглядом пустую клетку, в которой была одна лишь старая соломенная кровать да ведро в углу, и хитро усмехнулся, – но боюсь, сидеть на этом ведре вам не захочется.
Внешне заключенный совершенно не казался опытным вором-одиночкой. Среднего роста, крепкого телосложения, он носил небольшую бородку с лихо закрученными усами, скрывавшими тонкую верхнюю губу. Ловким жестом, он откинул длинные каштановые волосы со лба и вновь усмехнулся, глядя Рейвен прямо в глаза:
– Так меня выпустят или все же казнят?
Шериф Тейлгрим только молча кивнула начальнику тюрьмы, чтобы тот отпер тяжелый замок. С назойливым скрипом дверь отворилась.
– Граф Фарон желает видеть тебя, вор, – пояснила женщина, но пленник даже не вскинул брови от удивления, будто он был знатным господином и получал подобные приглашения по десятку на день.
– Вор? Как грубо! – шутливо сморщился он. – Соловей, – представился пройдоха. – Вольный человек, красавец, ловкач, похититель сердец!
Он протянул Рейвен руку, но та отказалась принять ее, и пленник вместо рукопожатия поправил усы.
– Следуй за мной, – приказала она.
Из темной тюрьмы, вор и шериф вышли на людную улицу вечно кипящего жизнью города. Повозки медленно пытались протиснуться сквозь толпу, оборванные дети сновали под ногами, раздражая всех прохожих. Несколько торговцев в дорогих одеждах разговорились о чем-то крайне важном прямо посреди улицы, и остальным приходилось обходить их, ибо никто не решался попросить богачей подвинуться. Рейвен, заметив это, свернула в соседний переулок, боясь, что сопровождаемый ею вор воспользуется толпой и сбежит. Но Соловей, казалось, был даже заинтригован. Он шумно вдохнул своим узким с элегантной горбинкой носом и поплотней укутался в свою серую накидку с капюшоном – для одной тонкой рубашки и жилета день был слишком прохладным.
– Вот он, воздух свободы! Пахнет тухлой рыбой и немытыми ногами, – Соловей улыбнулся, но на Рейвен очарование его улыбки пока не действовало, и она молча шла вперед. – Так что хочет от меня любимый всеми граф? Если честно, шериф, я хотел сбежать этой ночью, но чутье подсказало мне остаться, и я как всегда оказался прав!
– Смотри, вор, может ты еще пожалеешь, что не воспользовался своим шансом. Я не знаю, зачем господину Фарону понадобился такой скользкий преступник как ты, – коротко ответила женщина. – Думаю, он хочет попрощаться перед казнью. Каким же дураком надо быть, чтобы залезть в спальню самого графа.