Орнуэл. Восход Алой Луны
Шрифт:
После едва различимого свиста что-то острое обожгло ногу гнома, но тот даже не заметил боли. Чуть не поскользнувшись на чьей-то пролитой крови, Нон резко свернул вправо, а после вновь влево. В доме, мимо которого он пробегал, раздавались крики молодой женщины и хрипы возбужденных солдат – гном узнал голос несчастной, но не смел остановиться. Ноги вели его все дальше и дальше прочь, страх гнал словно бешеного зайца. Он сосем позабыл, что хотел помочь. Теперь он желал лишь спастись.
Нон поворачивал вновь и вновь, боясь остановиться. Как резвый конь через препятствия перепрыгивал он через тела. Нон видел старого
Короткая остановка все же помогла Нону мыслить яснее. Он понял, что помочь в городе уже не сумеет, но вот Дени и Рори… «Треклятые Дени и Рори…» – думал он, – «… я могу их предупредить!» Выход из города был уже близко, еще несколько домов, и Флор останется позади…
За спиной гнома вдруг раздался кровожадный голос.
Нон уже был на дороге за воротами города, когда арбалетный болт ударил его в плечо. Безумная боль сразу же затуманила взор, и гном перестал чувствовать собственные ноги. Но он все равно бежал, преследуемый чудовищным хохотом, но уже совершенно обессилев. Прошло некоторое время, прежде чем он попросту рухнул навзничь посреди дороги. К тому моменту Флор уже остался позади.
Рослый воин недовольно оглядывался по сторонам. «Дикари, варвары,» – безрадостно думал он. Он не мог помыслить, что генерал станет уничтожать целый город. Воин подозревал, что де Сото безумен, а теперь убедился в этом. «Мои руки грязны, но я не виновен в уничтожении целого города.» – прошептал он. «Надеюсь, этот маленький гном выбрался из города,» – подумал рослый воин через несколько минут. Он вошел в переулок, в конце которого увидел стражника, которого доселе знал лишь в лицо. Тот только что пронзил какого-то астора мечом, а теперь обыскивал тело.
– Никто не носит ничего ценного, что за дрянная деревня! Сото прав, еретики они и есть! – пожаловался солдат-мародер. – Все же это самая легкая битва в моей жизни. Эти асторы или как их там сами бросаются на меч. Этот уже шестой или седьмой. Неплохой улов для одного утра, а?
Рослый воин промолчал.
– Там в доме кто-то есть, слышишь? Я пытался открыть дверь, когда появился этот, – солдат ткнул тело ногой. – Думаю, ценное они прячут в доме. Ты здоровый, подсоби-ка мне с дверью.
Вместе они сдвинули наконец тяжелый стол, которым Лили и Нон прижали дверь. Две асторки сидели на полу у самой печи, прижавшись к друг другу, а их братья мужественно закрывали их собой.
– Мы не пустим вас! – гордо сообщил старший, а младший взял брата за руку.
– Что он говорит? – спросил солдат у рослого воина, но тот не ответил. – Тоже не понимаешь эту лотернийскую тарабарщину? И правильно, это язык еретиков, низшего отрепья.
И с этими словами он выстрелил из арбалета в грудь старшего из братьев. Высокий воин все еще молча отвел взгляд, а девочки не смели даже шелохнуться. Младший брат продолжал держать руку старшего, когда кровожадный солдат схватил его за волосы и со смешком ударил в лицо рукоятью арбалета, от чего тот свалился замертво.
– Это даже проще, чем готовить суп. Впервые соглашусь с моей старухой, она всегда говорит, что война – дело легкое, оттого ей только мужчины и занимаются, – он расхохотался, и этот смех звучал как гром посреди заполненного ужасом дома. – Я возьму ту, что поменьше, люблю без груди, знаешь ли, – похотливо сказал он, указывая на Шейлу, младшую сестру Лили. – Можешь взять старшую, я не жадный. Церковь велит делиться! Говорил же, что сокровища ожидают внутри.
Он потянулся своей окровавленной рукой к девочкам, но его остановил арбалетный болт, промахнувшийся всего на пару сантиметров.
– Ты смел стрелять в меня?! Обеих захотел? Жадный ублюдок! – солдат выхватил меч и ринулся к рослому воину, но случайно споткнулся о сцепленные мертвой хваткой руки двух братьев и упал, выронив оружие.
Мрачный воин нажал на горло убийцы ногой в огромном тяжелом сапоге.
– Чтобы ты знал – я родился в Лоттерне, – произнес воин на плохом вертинском и с оглушительным хрустом сломал мерзавцу шею.
Он подошел к девочкам и на знакомом им лоттернийском языке приказал:
– Поднимайтесь. Надо убираться из города.
Он протянул Лили руку, но та не приняла ее и встала вместе с сестрой. Они прижимались друг к другу, боясь лишний раз пошевелиться.
– Не бойтесь. Я вас никогда не трону. У меня была дочь как вы. Вот, – он оторвал от мундира мертвого солдата две полосы ткани, – завяжите этим головы. Эти руны слишком заметны, – он украдкой выглянул в окно. – Поторопитесь.
Лили, дрожа и стараясь не глядеть на распростертые тела братьев, взяла ткань и повязала ее вокруг головы сначала сестре, а потом себе. Ткань была холодной, мокрой от крови и липкой на ощупь. Рослый воин посмотрел на тела.
– Мне жаль. Они мертвы. Вы знаете путь из города в Орнуэл? – Лили строго кивнула, а Шейла безмолвно глядела на мертвых братьев, с которыми только утром играла в салочки. – Хорошо, тогда ты поведешь нас. Не пытайтесь бежать, вас убьют как только заметят. Теперь идите.
Он подтолкнул их к двери. Сестры протиснулись наружу и вышли в переулок. Тело астора все еще лежало на земле, и Лили старалась не смотреть ему в лицо, боясь узнать в нем кого-то знакомого. Они отошли на несколько метров, когда Шейла вырвалась из рук сестры и бросилась обратно в дом. Воин ринулся вслед за ней, а когда он сумел вытащить ее наружу, из окон уже шел дым пожара – девочка голыми руками высыпала горящие угли из печи на деревянный пол.
– Так правильно, – похвалил воин. – Мертвые заслужили упокоение. И пусть де Сото сначала потушит пожар, прежде чем устраивать в городе засаду. Если повезет, он сгорит вместе с мертвецами.
Он последовал за Лили к выходу из города. Чудом они миновали всех солдат и выбрались наконец на дорогу.
– Пойдем по склону через лес. Генерал пошлет людей, чтобы проверить дорогу.
И он первым устремился прочь от утоптанной тропы в чащу горного леса, растущего до самого подножья. Спустя некоторое время, Лили остановила своего спасителя.