Орудия войны

Каляева Яна

— Тю, скажешь тоже! — усмехнулся Егорыч. — У красных вон и поболе всего было, ан все равно белые в поле их пересилили! Вот нам на кой в это влезать, скажи на милость?

— Наш главный расчет – всеобщее восстание, — ответила Саша с убежденностью, которой отнюдь не испытывала. — Но для того чтобы оно состоялось, необходимы реальные успехи! Мы должны свергнуть власть Нового порядка хотя бы в отдельных местах, а потом установить народную, революционную…

— Хорош! — остановил ее Князев. — Про то с главкомом тоже говорено! Егорыч, давай ближе к делу, до «потом» еще дожить

надо.

Егорыч кивнул, а Князев добавил, обращаясь уже к Белоусову:

—Михалыч, давай за нас и задачи командиров.

— Слушаюсь. Списочный состав полка 832 человека на довольствии. Активных штыков 592, остальные нестроевые и невооруженный резерв. Пулеметов под русский патрон восемь, ручных шесть. Боеприпасов по сорок патронов на винтовку, по тысяче на пулемет – это в обрез, и прямо скажем, мало. В наличии также имеются сто шестьдесят винтовок Арисака и Веттерли, для них патронов нет.

— Для них будут патроны, — вклинилась Саша. — Поставка скоро.

— Два полевых орудия исправлены, поставлены на ход, передки в наличии, зарядный ящик один, боезапас 34 снаряда, из них шрапнелей 11, — продолжил перечислять Белоусов. — Панорама одна, для другого изготовлен механический прицел. Из числа людей, проходивших действительную службу или бывших в действующей армии на германской войне, отобраны и сформированы: саперная команда 32 человека, артиллерийская — 29, искровая — 17, железнодорожная — 6. Подразделения полка расквартированы на площади почти в семьсот квадратных верст. Для выполнения поставленных задач необходимо взаимодействие с отрядами Кафтанова, Ермакова, Разуваева и Силантьева…

— Вот к слову, Михал Егорыч, насчет Илюхи Силантьева, — сказал Князев. — Он под Сосновкой очень нужен, но может и не поддержать. Мы ж для него красные, моську он воротит от нас. Видишь, от остальных командиров делегаты здесь, а от него нихрена. Но Антонова он уважает, да и к тебе прислушается.

Саша нахмурилась. Некоторые народные командиры из числа анархистов союз Антонова с большевиками так и не приняли. Самому Антонову они еще соглашались в той или иной степени подчиняться, но к Саше и ее комиссарам относились чуть ли не враждебно.

— Ты, получается, всех, кто за железкой, поднимать хочешь? — спросил Михаил Егорович.

— Ну! Она как кость у нас в горле, эта линия, — ответил Князев. — Пополам наши силы режет. А тут мы ее себе заберем и будем по ней летать туда-сюда. Пешим ходом там трое суток, а на поезде четыре часа с ветерком, шутка ли.

—Так они тебя как учуют в Марьевке в больших силах, враз поймут, к чему дело идет. Может, за те же четыре часа в Сосновку бронепоезд перетянут, и ты умоешься.

Князев мотнул головой в сторону Белоусова, тот ответил:

— Перед началом марша в район сосредоточения мы совершим массовое изъятие установленной агентуры противника. А также заблаговременно выдвинем в район разъезда Девятая верста разведывательную и саперную команды полка с одной пехотной ротой. Они подорвут железнодорожный мост через реку Иловай в день начала операции.

— Вон оно что! Ты под самое Никольское сперва выйти хочешь? – посмотрел на Князева Михаил Егорович.

— Да! Ну чтобы

сей же день Аглая со своими выходила в Спасское и там сидели до начала.

— Я вот покамест не слыхал за токмаковские силы, – поменял тему Егорыч.

— Как мы с квартир подымемся на марш, Токмакову надо ударить по охране в селах вдоль Челновой. Надобно стянуть туда казаков из-под Лысой Горы и Верятино. Может, туда и летучий отряд свою команду пошлет.

— Ох ты! А Токмакову не крутовато придется? Он, значит, все на себя возьмет, а ты тем временем займешь пустую Сосновку да Верятино, – вскинулся Егорыч.

— Дак не будут они пустыми! От нас большого наступления не ждут. Две сотни из Лысой Горы, да из Верятино дай Бог одну отрядят. Токмакову их против себя надо сутки продержать, не боле. Чтобы они в эти сутки на север не глядели. А как я ударю, они все в Тамбов побегут, вот увидишь, потому как бояться будут, чтобы Токмаков их не отрезал. Нас попросту больше в любом месте будет, вдвое, а то и втрое против ихнего, – повышая голос, привстал с места Князев.

— Да и патронов у Токмакова аккурат вдвое поменьше твоего! Уселся тут перед Моршанском, все себе сметаешь, что твой кулак, дальше тебя жменя лишняя не проскочит! – заорал Егорыч.

Саша на секунду крепко зажмурилась. Она надеялась, хотя бы сейчас, при Князеве, обойдется без этого. Нет, не обошлось, не обходилось никогда. Жакерия, повстанческая армия, вчерашняя вольница, где вместо цепочек командования – зыбкая система авторитетов, договоренностей и личных связей. Вечные претензии, обиды, ссоры… кто кому приходится сватом или кумом, кто у кого свел корову или испортил девку — хоть бы и несколько поколений назад. На каждый доставленный сюда ящик патронов немедленно начинали претендовать сразу несколько отрядов, а при распределении боевых задач всякий считал, что его руками будут жар загребать. Бывало, что и до поножовщины доходило.

Местные непрерывно собачились с пришлыми и друг с другом. Пришлые не доверяли местным, подозревая их в намерении вступить с противником в сговор — ведь им еще было что терять. На самом деле Саша знала, что с каждым днем все больше крестьян переходит в безысходное состояние — когда не дожить до весны и не отсеяться. Отчаяние ведет их на бой, в котором, они знают, им не победить. Но даже это не может прекратить старые склоки и предотвратить новые.

Как же она устала.

— А где главком сказал, там и уселся! — не остался в долгу Князев. — А за Сосновку ни черта не перевезешь, потому как вдоль дороги летучие с охранкой! А по Челновой — казаки! Сам, чай, сюда добирался не в мягком вагоне!

— Товарищи, перед силами Токмакова не ставится решительных задач по разгрому противника или занятию каких-либо рубежей, — Белоусов говорил подчеркнуто спокойно, пытаясь разрядить обстановку. — Если неприятель окажется слишком силен, они могут отходить. Их задача отвлекающая, именно с учетом трудностей с боеприпасами.

Михаил Егорыч посмотрел на него, потом на Князева:

— Ладно, собачиться поздно. Давай бумаги для главкома Антонова.

— Михалыч через час пакет подготовит, – успокаиваясь, ответил Князев.