Орудия войны
Шрифт:
Смешливый вертлявый Серега при первом знакомстве многим казался несерьезным человеком, да и лет ему было всего девятнадцать. Но Аглая ценила его за сообразительность, расторопность и надежность, потому поставила своим заместителем.
— Что же, многие отказались от сала? — полюбопытствовала Аглая.
— Ну, некоторые, — Серега смешался, поняв, что сболтнул лишнего. Религиозных пережитков в своем отряде Аглая не терпела.
— Нам больше достанется, — улыбнулась Аглая. — Полезно оставаться атеистом и в окопе под огнем.
Вмешался связист:
—
— Вызывай!
Связист застучал ключом: «БРЗ, БРЗ, БРЗ», — «Береза», позывной станции штаба полка. «Я БРЗ», — застрекотал ответ по бумажной ленте. «Я ОСН ПП», — передал связист. Это значило “я Осина, есть для вас сообщение”. Прочитал ответ и почти выкрикнул:
— Есть «ПД» от «Березы», передаю!
Сигнал “ПД” — готовность к приему сообщения. Аглая принялась за еду. Передача будет долгой. Раз телеграмма шифрованная, вызываемая станция должна прислать ее обратно в полном объеме, чтобы, сравнив с исходной, отправитель убедился в том, что ее верно приняли. Ну и, конечно, хотелось бы хоть каких-то сведений от Белоусова насчет его прибытия.
Связист, всю дорогу до места пребывавший в статусе ценной, охраняемой, но абсолютно бездельной персоны, теперь, за эти несколько часов, должен быть решить судьбу замысла командира полка. Без сведений с захваченного разъезда нечего было и думать соваться на него главными силами, погруженными в эшелон. На то, что удастся захватить в целости местный железнодорожный телеграф, Аглая не рассчитывала. Потому тащили с собой не только сам аппарат, но и дополнительные гальванические батареи, километры кабеля, запас краски и бумажной ленты. Решение Князева было категоричным: если сведений о положении дел на Девятой версте не поступит, продвижение полка будет остановлено.
Штаб ответил со станции Крутовской, что в тридцати верстах. Телеграмма от Белоусова сообщала: «Разгрузка разъезде Двенадцатая верста. Подготовьте встречу. Время прибытия час ночи».
— Серега! – Аглая потрясла за плечо задремавшего было заместителя. – Бери десяток человек и глянь, как там на Двенадцатой версте. Если все спокойно, установи там народную власть и дай знать сюда с посыльным. В час приходит эшелон Белоусова. Следи за местными, чтоб никакого саботажа на семафорах и стрелках.
— Всенепременно! – едва проморгавшись, Серега взял дурашливый тон. – Выборы в Совет проводить?
— Нет, побудешь пока за председателя ревкома! – улыбнулась Аглая, потом продолжила наставления. — Напомню, увидите-услышите состав, если вдруг он раньше подойдет или я задержусь, сигнал «свои» — мигающий железнодорожный фонарь белого огня. Белоусов, знаешь ли, в некоторых вопросах зануда страшный. Он сперва полоснет очередью, а потом уже станет выяснять, кто у это нас такой забывчивый. Был.
— Все устроим в самолучшем виде, не изволь беспокоиться, товарищ командир. А ты бы покемарила хоть пару часов. Дежурного на хозяйстве я поставлю.
— Принимается. А ты собирайся.
Как следует поспать не дал паскудный бронепоезд. Около половины двенадцатого он, словно спохватившись, что давненько не
Поезд пришел около половины третьего. Под моросящим дождем он медленно втягивался на разъезд с погашенным лобовым прожектором. Перед паровозом была укреплена контрольная платформа на случай, если пути перед поездом заминируют или ппопросту разберут. Открытые двери вагонов щетинились штыками винтовок. Заскрипели тормоза локомотива, по составу прокатилась грохочущая железная волна и он остановился.
— Прекращайте сигналить, Аглая Павловна! Я понял уже, что это вы, – раздался веселый голос Белоусова.
В вагонах будто разом, шепотом и вполголоса, заговорили – там тоже с немалой тревогой ждали, кто и как встретит их на неизвестном разъезде.
— Наши!
— Из вагонов не выходить! Командиры рот и начальники команд, ко мне! – распорядился Белоусов, соскочил с контрольной платформы и, светя под ноги электрическим фонарем, подошел к Аглае. Команду эхом передавали от вагона к вагону.
— Нам нужно срочно разгружаться, времени чертовски мало. Хорошо хоть погода подходящая. Пришлось задержаться в дороге, паровоз больной, – произнес Белоусов, подойдя. – Рад вас видеть в добром здравии.
— А уж я-то как рада! — Аглая улыбнулась.
Состав был непомерно длинным и тяжелым для изношенного паровоза — на шестнадцать товарных вагонов и три платформы, не считая контрольной. Маленький разъезд заполонило множество людей. Белоусов привез одной только пехоты пять сотен штыков. С торцов концевых платформ по массивным деревянным настилам скатили две пушки с передками. Из предпоследних вагонов вывели двенадцать лошадей. Роты построились вдоль главного пути.
Белоусов, Аглая и команда телефонистов, в которую она добавила пару своих разведчиков, подошли к упряжкам, когда артиллеристы доложили о готовности к маршу.
— Времени три пятнадцать. Позицию помнишь? – спросил Белоусов старшего на батарее.
— Семьсот тридцать сажен по азимуту сто девяносто, — ответил тот. — Западная опушка рощи «круглая». Направление по буссоли сорок семь – ноль, наименьший прицел сорок. Время готовности?
— Четыре тридцать. С тобой один взвод пехоты в прикрытие. Связисты тоже с тобой. Как доберетесь до позиции батареи, пусть сразу начинают тянуть провод на Девятую версту. Езжайте с Богом.
Во главе колонны, верхом бок о бок, Аглая и Белоусов повели полк на разъезд, занятый ее командой. На подходе остановились. Люди ждали, пока командиры проведут рекогносцировку. Затем ротными колоннами начали выдвигаться на исходные рубежи.
Дорогой и потом, в удобную минуту, Аглая выспрашивала:
— Как там у наших? Все живы? Что удалось?
— Потери немалые. Здесь уже полно народа из резерва. Но Сосновку и Верятино взяли. Правда, войсковой старшина Топилин оказался не дурак весьма. Отвел своих казаков на Кулеватово, крепкую позицию занял.