Оружейник. Винтовки для Петра Первого
Шрифт:
Ни о каких количествах невозможно даже мечтать, не имея в достаточном числе обученных оружейников, а для возвращения учеников из Европы было еще рано. Помог случай. Люди почти всегда строят свое благосостояние на чужом горе: так произошло и со мной. Весной стало известно, что опальный Виниус все-таки бежал за границу. Пока суд да дело, я переманил его лучших мастеров, а когда имущество беглеца было взято в казну – мне достались и остальные, вместе с заводом. Теперь можно было заняться переустройством оружейного ремесла на принципах, когда-то испробованных мною в Шалонских мастерских и в ходе долгих размышлений созревших для воплощения.
Суть была в том, чтобы детали калибровать подобно ядрам в артиллерии, благодаря чему на готовом ружье сломанную деталь можно было бы заменить без подгонки. С этой идеей в соединении
Работа предстояла большая и кропотливая. Ее невозможно было бы исполнить, не найди я к этому времени помощников, способных взять на себя рутинные дела. Самым незаменимым стал гарнизонный поручик Адриан Козин. Мы познакомились, когда я выискивал в рекрутских партиях стрелков-зверопромышленников. Редкость среди крестьянских парней, да и сами рекруты скорее походили на пойманных зверей, чем на охотников: дикий и голодный вид, затравленные взгляды, готовность куда угодно убежать и спрятаться, чтоб только оставили в покое. Бежало с дороги иной раз до половины набранных людей, и представьте мое удивление, когда, небрежно осведомившись у сопровождавшего одну из партий бедно одетого хромого офицера о числе беглых, услышал:
– Таковых нет.
– Не может быть! Как ты их удержишь почти полсотни, имея… Сколько тебе дали солдат для конвоя?
– Так уметь надо. У меня не побегаешь.
Поручик заслуживал внимания, и я спросил позволения угостить его, если он согласен поделиться своим умением. Нет лучшего способа польстить человеку, чем просьба научить уму-разуму, особенно от старшего по чину.
– За всеми сразу следить никаких сил не хватит, – объяснял Адриан Никитич, без промаха пронзая вилкой соленый рыжик, – надо угадать, кто первый побежит. Ну, иной раз двое или трое таких бегунцов бывает. А уж побежал – не зевай! Коли сразу поймаешь, потом дорога вдвое спокойней окажется. Главное, так его высечь, чтобы всем остальным острастку дать. Страху нагнать и никакого упования на побег не оставить. А послушных да смирных – наоборот, обнадежить, что за покорность льгота будет. Кормить досыта: ежели сопровождающий офицер на рекрутских харчах себе норовит богатство сделать, добра не жди. Скольких уже голодом поморили. Да и бегут больше всего от голода – от полного котла с кашей кто побежит?
Я спросил еще полуштоф и блинов с икрой на закуску (мы сидели в чистой половине трактира у Сухаревой башни). Теперь поручику тоже не хотелось никуда бежать, больше тянуло на рассуждения:
– Еще неладно, когда рекрут сразу в полки определяют, да без задержки – в поход. У них и привычки нет к солдатской жизни, начальники за неумелость наказывают, старые солдаты гоняют почем зря. Кто выдюжит, а кто и нет: если и не бегут – в отчаяние приходят, а к такому человеку любая хворь липнет. Ты посчитай-ка, капитан, сколько мрет солдат по первому году! Надо бы сначала рекрут в гарнизоны ставить, учить помаленьку да к солдатской службе оборачивать не вдруг, как теперь, а постепенно. Ну да государю виднее.
Он видимым образом спохватился, не слишком ли откровенничает с гвардейцем, да еще близким к Ромодановскому. Я успокоил:
– Государь, думаю, сам все это знает. Его указы сие явственно показывают. Только ждать не может – швед не дает. А ты почему в поручиках застрял? По уму и возрасту тебе явно другой чин положен.
Козин вздохнул:
– Не судьба. Угодно послушать – расскажу.
Сын мелкого подмосковного помещика, он поступил в полк Гордона еще при правительнице, стремился к военной карьере, но во втором крымском походе Василия Голицына словил татарскую стрелу в ягодицу и после этого заметно хромал. Слава богу, в гарнизонах на строевую годность смотрят меньше. Если бы совсем списали, тогда беда: имение по разделу ушло братьям, взятые в возмещение деньги
– А ты ведь, капитан, недавно у нас? В заморских землях небось лучше?
– Хуже. Иначе б сюда не ехали. Нет, знатным да богатым, может, и лучше: там для них воля. А вот службой чести добыть – с вашим государем скорее выйдет.
– Это да… Тем, кто у государя на виду.
– Ну, на вид я тебя выведу – только пожелай!
Мне нужен был этот человек. Он владел искусством кнута и пряника как я и мечтать не мог. Да и незачем о сем мечтать: моя сила в другом. Сговорить его в помощники к себе оказалось легко. Гарнизонное начальство укротил Ромодановский. Когда Козин взял на себя строительные дела, безобразия с нарядами крестьян на земляные работы сразу прекратились, стало больше толку и меньше отягощений. Со временем, узнав основы оружейного ремесла, вместе с главными мастерами и переведенным в Тулу Демкой Ярыгиным он смог держать весь завод без моей помощи, за что я был весьма благодарен. К этому времени бывший поручик состоял уже в капитанском чине, а жалованье управляющего, втрое превышая гарнизонное, выплачивалось почти без задержек.
Доколе не удалось устроить с заводом так, чтобы оный не требовал целодневного участия, две воспаленные занозы тревожили мою совесть: невыполненное обещание Брюсу заняться гаубичными бомбами и вынужденное пренебрежение порученной мне царем гвардейской ротой. Слава богу, государь не внял первоначальному предложению сразу формировать полк с новоманерными ружьями: слишком самонадеянно было с моей стороны полагать, что сумею это исполнить, обладая лишь скромным опытом командования и вовсе не имея времени. Даже роту оказалось трудно совместить с изысканиями. Люди постепенно набирались, немалая часть – по своей воле. Служба в гвардии, даже рядовым, почетнее армейской и открывает блестящие перспективы для способных и честолюбивых юношей, особенно благородного звания. Другие были взяты из рекрут, выбранных за умение стрелять пушного зверя, – тощие, кривоногие лесовики из заволжских дебрей. В поисках грамотных, я набрал еще немало поповичей и молодых подьячих. Строй моих солдат являл весьма пеструю картину не только по отсутствию у новобранцев красивых мундиров, но прежде всего – по выражению лиц. Превратить сию разношерстную толпу в единое целое можно было беспрестанными экзерцициями, строгим отсевом негодных, а потом – участием в нескольких умеренных по ожесточению баталиях. Вместо этого приходилось упражняться в строительстве казарм и конвоировании арестантов, выходя на плац самое большее раз в неделю.
Не желая прекращать начатое в Москве обучение и имея еще другие виды, я выпросил у государя на должность учителей нескольких выпускников Навигацкой школы. Разумеется, лучших забирал флот; но были достаточно толковые молодые люди, которым просто не давалась сферическая тригонометрия. Вполне их понимаю: я способен справиться, заглядывая в книжку, с любой навигационной задачей, однако не получу от этого никакого удовольствия. К зиме, когда погода заставила снизить напряжение работ, было открыто несколько классов разных степеней: от азбучно-цифирного до наук, потребных офицеру. Кто не обнаруживал рвения, живо отправлялся из теплой комнаты на плотину гонять колодников. Потом обучение распространилось и на рабочих, только не строительных, а заводских.
К заводу приписали несколько крупных сел, но, если со строительством окрестные мужики и московские арестанты вполне справлялись, доверить тонкую работу по металлу заскорузлым от земли крестьянским рукам значило бы погубить все дело. Для простых, но точных операций, которым мои мастера могли бы быстро научить, требовались сотни работников. Единственные пригодные люди, как показал опыт, – крестьянские дети от двенадцати до семнадцати лет, достаточно восприимчивые и не привязанные к хозяйству. Конечно, в столь нежном возрасте они не могли работать целый день, как матерые мужики, но мне этого и не требовалось. Полдня – завод, полдня – школа, попеременке: так можно было подготовить двойное количество рабочих с расчетом на будущее расширение дела. Оплаты им все равно первое время не полагалось, только одежда и корм. Зато поманить возможностью выучиться и выйти в мастера очень дешево стоило и прекрасно побуждало к труду. Вообще на работах, не требующих могучих мускулов, подростки превосходят зрелых мужчин: они понятливее и еще не научились беречь свои силы.