Оружейный барон
Шрифт:
— А противник что-либо подобное использует?
— Да, но у них это больше похоже на средневековую каску лучника.
— Пора осмотреться на поле боя, — сказал я и надел эту смешную каску.
— У меня на КаПэ перископ есть.
— Я его что-то не видел.
— Обычно он закрыт деревянными щитами. На всякий случай. Вещь дорогая хрупкая. Когда еще новую пришлют? Мы вышли из блиндажа и одновременно приказали телефонистам доложить о потерях в подразделениях.
В перископ было видно, как полевая артиллерия врага активно бьет по нашим
— Сегодня они в атаку не полезут, — сообщил я полковнику вывод из своих наблюдений.
— Что будем делать? — отдал мне комполка инициативу.
— Мне нужна карта выявленных вами огневых точек противника. Есть такая? — спросил я.
— Не поручусь что она точная, но мы такой журнал пытались составлять, — ответил полковник и приказал телефонисту — Начальника штаба на связь.
Пока комполка общался со своим начальником штаба, я вызвал по телефону гаубичную батарею и вставил фитиль комбату за то, что в воздухе нет до сих пор воздушного корректировщика. У нас такой джокер в рукаве и мы его совсем не используем.
Однако вместо аэроплана в небе я дождался только пешего полусогнутого явления по тыловому ходу сообщения на КП одного из офицеров отдела второго квартирмейстера моего штаба. Фамилию его не помню совсем. Он только перед самой операцией появился да и общался я больше с самим начальником разведки, а не с его подчиненными. Приперся ко мне этот юный перец в чине лейтенанта за уточнением полетного задания. Причем заговорил сразу по-огемски, хотя рецкий язык знал, с егерями же общался как-то. А они у меня поголовно горцы.
— Ты летнабом хоть летал когда-нибудь? — спросил я его с досадой по-имперски.
Вот чем хороша армия, общаться всегда можно по чину, даже если имени не знаешь.
— Так точно, господин комбриг, на дирижабле, — заверил он меня, переходя на тот же язык межнационального общения. — У командора Плотто.
— Сойдет… Твоя задача, лейтенант. Во первых, вскрыть огневые точки напротив наших коробочек и на ближайших к нам флангах. Во-вторых, выяснить, где позиции тяжелой артиллерии в ближайшем тылу противника. В-третьих, подходящие к противнику резервы. Особенно с флангов. Ясно.
— Так точно, господин гвардии майор.
— Привезешь мне кроки и карту.
— Так точно.
— На землю не садишься, сбросишь разведданные вымпелом в расположении 'элик'.
— Так точно. Будет сделано.
— Затем, — перешел я на рецкую мову, которую не знал полковник, — летишь пятьдесят километров на север и привозишь мне оттуда обстановку, что там реально творится. Понятно?
— Так точно.
— Выполняй. Нет. Стой. Что снайпера?
— Как и было вами приказано, работают с момента появления дирижабля в небе. Разведгруппы также действуют по плану.
— Иди. Хранят тебя ушедшие боги. Стой. Почему до сих пор не надули аэростат?
— Так от него транспорт ночью отобрали. Вручную все перетаскивают,
— Налет эффективный был?
— Если бы мы остались на месте дислокации то да, накрыло бы все наши бронеходы разом. В так там только лес перепахали. Устроили бурелом, так что обходить три версты.
— Хоть что-то приятно для уха за сегодняшний день. Все. Беги. Жду кроки.
Разведчик убежал, едва разминувшись в тесном ходе сообщения с посыльным от начштаба пехотного полка, который принес мне их журнал боевых действий.
Посмотрим что тут пехота навыявляла за два месяца? У противника не так уж много мест, где можно установить грамотные огневые точки. Но как меня самого учили: позиций в обороне должно быть минимум три на один пулемет. Основная, запасная и ложная.
— Полковник, а ручные пулеметы у республиканцев появились?
— Ну как ручные?.. — пожал он плечами, наморщив погоны. — Тот же пулемет водяного охлаждения островитянский, только на сошках и с прикладом. Водяной кожух лишь только на треть заужен. Вес килограммов двадцать. А так… то же самое, что и на станке. Я отправлял такой трофей в ГАУ еще осенью. Обстрел перешел из истерического в какое-то упорядоченное состояние. Бить стали ритмично с ровными промежутками как на полигоне. Но в звуках взрывов и полета снарядов изменилась тональность. Стала тоньше что ли?
— Полковник, вроде как нас перестали обстреливать крупным калибром? — заметил я, уступая ему место у перископа.
— У противника не так много тяжелых снарядов, майор, — сообщил он мне, вперив лицо в обрезиненный визир перископа (и тут Помахас успел отметиться, многостаночник). — Через полчаса они снова дадут серию 'чемоданов'. Потом еще через час. Меня больше беспокоит, что у него появилось столь много снарядов с экразитом. Нас сегодня почти не обстреливают шрапнелью. Откуда у них экразит?
— Экразит ни разу не редкость, — пояснил я. — Это всего лишь желтый краситель для шерсти. Весь секрет безопасного нахождения его в снаряде в изоляции от черных металлов.
— Вы маракуете в химии? — оторвал полковник любопытствующее лицо от перископа. И как-то странно посмотрел на меня.
— Я доктор химии, — ответил я. — Изоляцию экразита оловом в прошлом году продали островитянам предатели из имперского комитета по изобретениям. Вот дошло и до их союзников. Сколько у них таких фугасов в боеукладке?
— Сейчас почти половина. Была четверть. А в начале войны сплошная шрапнель по нам била. Хотя в землю закапываться от шрапнели они начали первыми вопреки своей же военной доктрине. Подвижная война, один калибр, один снаряд. А мы как идиоты все обезъяничали с них. Дообезъянничались.
— У вас минометы в полку есть? — поинтересовался я.
— Рабочих осталось два и по сотне мин к каждому. Но я их берегу. Остальные мне враг подбил.
— Минометчики умелые?
— Откуда? Так… краткие фронтовые курсы.