Оружие скальда
Шрифт:
Вернулась Эйстла, за ней шагнула через порог сутулая фигура Сигруны с коротким серым платком на голове. На ходу лекарка вытирала руки клочком сена.
— Чего тебе нужно, конунг? — неприветливо спросила она, остановившись возле порога. Ей казалось негожим отрывать ее от коровы ради конунга, который вовсе не болен.
— Я хочу спросить тебя об Эгвальде ярле! — сказал Торвард, не обижаясь. На блаженных и дураков обижается только дурак. — Здоров ли он теперь?
— Он никогда не будет здоров! — с непреклонной суровостью ответила Сигруна. — В нем слишком много злобы и гордости. Они грызут его, как два злющих дракона, изнутри и не дают быть здоровым.
— Ты
Сигруна посмотрела на нее с недоумением — ей странно было слышать такие речи от колдуньи.
— Это одно и то же, — все-таки пояснила она, снова глядя на Торварда конунга. — Пока его душа не успокоится, его телу не бывать здоровым.
— А что же нужно его душе? — спросила кюна Хёрдис.
Но лекарка смотрела только на Торварда, как будто не слыша слов его матери.
— Твоей крови, конунг, — ответила она наконец.
Наутро Торвард конунг подошел к корабельному сараю, где сидел с частью своей дружины Эгвальд ярл. Эгвальду уже предлагали перейти в другое помещение, более подходящее сыну конунга, но он пожелал остаться со своими людьми. Это могло быть подсказано страхом чужого места и предпочтением держаться своих, но Торвард, не склонный думать о людях плохо, даже если это враги, в глубине души нашел это решение достойным уважения.
Кивком велев сторожившим пленников хирдманам снять замок и засов, Торвард встал на пороге сарая. Пленники, бледные и заспанные, неохотно поднимали головы ему навстречу. В сарае было душно, пахло прелой соломой, свет из открытой двери освещал сарай, а дальше начиналась полутьма, полная лениво шевелящихся человеческих тел.
— Где Эгвальд ярл? — громко спросил Торвард, стараясь разглядеть людей в полутьме сарая. — Он хотел, чтобы я сам пришел к нему. Я пришел.
— Я не так неучтив, чтобы заставлять гостя стоять на пороге! — раздался из глубины сарая насмешливый голос, и из группы сидящих и лежащих слэттов показался Эгвальд. — Заходи, Торвард сын Торбранда. Подушки из куриных перьев твои женщины сюда не принесли, но охапку соломы могу тебе предложить.
За месяц, проведенный в плену, Эгвальд сын Хеймира сильно изменился. Он похудел и побледнел, почти не видя солнечного света, на щеках его отросла негустая светло-золотистая бородка, светлые волосы свалялись. Вместо старой рубахи, порванной и окровавленной, женщины Аскргорда дали ему другую, из простого небеленого холста. Но те, кто хорошо знал Эгвальда, нашли бы в нем еще больше перемен. Его юное лицо стало суровым, прежний задор в светлых глазах сменился цепкой настороженностью хищной птицы. Он не хотел принимать своего унижения и все помыслы сосредоточил на том, как отомстит за него. Как и когда он выберется из душного корабельного сарая, каким образом снова обретет силы сразиться с конунгом фьяллей на равных, Эгвальд не знал, но не хотел верить и не верил, что боги и удача от него отвернулись. Даже сейчас он оставался сыном конунга.
— Спасибо и за то, но я хотел не сидеть у тебя в гостях, а позвать тебя прогуляться на воздух, — ответил Торвард. Он говорил спокойно, не желая показать, что злая насмешливость Эгвальда не оставляет его равнодушным. — Выйдем. — Он отошел от порога сарая и кивнул Эгвальду наружу. — Можешь взять с собой несколько твоих людей. Но не больше десяти.
— Зачем мне столько? — высокомерно отозвался Эгвальд, подходя к порогу. — Не думаешь ли ты, что я боюсь?
Этого Торвард не думал. Подумать так означало оскорбить самого себя. Неужели он сочтет самого себя способным причинить вред безоружному пленнику?
Вслед за Торвардом Эгвальд шагнул за порог, но тут же вцепился обеими руками в дверные косяки. От обилия света и воздуха, ударивших ему в лицо, голова его закружилась. Блеск серо-голубой воды Аскрфьорда и каменистый противоположный берег, длинные горные цепи вдали поплыли и закачались перед взором. Ему понадобилось несколько мгновений, чтобы прийти в себя.
А Торвард быстро окинул своего пленника внимательным, пристальным взглядом. Конечно, нынешний Эгвальд ярл был не тот, что месяц назад с палубы «Ворона» обещал ему скорую смерть, но и на немощного калеку он тоже не походил. По движениям его правой руки не заметно было, чтобы рана сильно беспокоила его. Сигруна — умелая лекарка, да и времени прошло немало. И все же Сигруна назвала его больным, а она ничего не говорит зря… Как видно, она умела видеть лучше своего конунга.
— Куда ты поведешь меня? — спросил Эгвальд, справившись с головокружением и открыв глаза.
— На площадку для упражнений! Впрочем, можно и здесь, если тебе нравится.
— Что нравится?
— Ты еще вчера сказал, что хочешь встретиться со мной только в битве. Эйнар верно передал мне твои слова? Так вот — наш новый поединок может состояться прямо сейчас. Нравится тебе это?
Эгвальд выслушал его и криво усмехнулся:
— Очень даже нравится! Это доказывает, что я не ошибался в тебе. Из этого вышли бы отличные стихи… Ты полон сил, а я едва стою на ногах. Солнечные лучи чуть не опрокинули меня! Ай да Торвард конунг! Знала бы…
Внезапно Эгвальд прикусил губу и нахмурился. Он не хотел упоминать при Торварде ту, о которой думал больше, чем об отце и матери.
— Да, вышли бы отличные стихи, если бы Дева-Скальд узнала об этом! — подхватил Торвард.
Эгвальд напрягся, готовый броситься на него при первом непочтительном слове об Ингиторе. А Торвард продолжал:
— Но только если бы она хоть раз изменила свое обыкновение и рассказала обо всем так, как было на самом деле. Да, ты сейчас и правда не особенно годишься мне в противники. Я предлагаю тебе вот что. Как тебе нравится этот меч?
С этими словами Торвард кивнул Эйнару, и тот подал Эгвальду меч, не очень длинный и тяжелый, но умело выкованный и остро отточенный. Эгвальд осторожно взял его, как будто ждал подвоха, и стал осматривать.
— А мой меч будет деревянным, — продолжал Торвард, и Эгвальд поднял на него изумленный взгляд. — Да, — спокойно подтвердил Торвард, — вроде тех, какими забавляются малые дети. Думаю, это уравняет нас с тобой.
Эгвальд молчал, глядя ему в лицо, пытаясь понять,что задумал его противник, чего он хочет добиться этим поединком, то ли благородным, то ли просто нелепым. И Торвард добавил:
— Лекарка сказала, что тебя успокоит только моя кровь. Так ты получишь ее, если боги и удача на твоей стороне. И больше слэтты не станут говорить, что я украл у вас победу с помощью боевых оков моей матери.
Эгвальд скривил уголки рта. Ему не хотелось говорить вслух о том, о чем он сейчас подумал. Все-таки это решение Торварда не могло не заставить его призадуматься.
— И я клянусь тебе, — Торвард вытащил из-под рубахи маленький кремневый молоточек, висевший на ремешке у него на шее, и показал Эгвальду, — что ни моя мать, ни другие колдовские силы не будут помогать мне. Пусть меня поразит своим молотом сам Тор Громовик, если я не буду рассчитывать только на свои собственные силы!