Оружие Вёльвы
Шрифт:
– А ты попробуй так, – посоветовала Вегарду Боргхильд, – как придешь туда, видишь – никого, ты повернись задом, нагнись и посмотри между ног.
– Да нет же, матушка! – возразила Йорейд. – Так смотрят, когда хотят порчу навести! И удается это только женщинам!
– Им для этого еще надо платье задрать себе на голову, – добавил Халль, – вот тогда они все как есть видят! Я однажды, еще молодой был, видел, как старуха Лауга колдовала, чтобы наслать икоту на всех в Горячей Горке: она вот так пятилась к хутору, закинул все подолы себе на голову, и зыркала назад между ног, и вид у нее был презлющий! Я тогда и говорю: эк ее тролли раскорячили!
– Чем же она видела? – удивился еще один работник. – Задницей, что ли?
– Да вот тем самым местом и видела, из какого…
– Молчи! – под смех работников замахала на кузнеца возмущенная хозяйка. – Не смей такие гадости говорить у меня за столом!
– А икоту-то она наслала?
– Да я б такое увидел, икал бы потом всю жизнь!
Вокруг хохотали, а Вегард лишь слегка двинул краем рта, прикидываясь, будто улыбается. Было ясно, что дело здесь не простое, и не случайно Хравнхильд от него прячется. Она что-то знает, но не хочет ему сказать.
На третью ночь Хаки снова пришел. Постоял у помоста и поманил за собой. В этот раз Вегард даже сумел открыть дверь наружу, прежде чем проснулся.
«Ах ты старая ведьма! – думал он, глядя в темноту. – Но пусть возьмут меня тролли, если я уйду отсюда, ничего не узнав! Скорее я тебе задеру подол на голову и заставлю зыркать между ног, чем ты собьешь меня со следа!»
Глава 9
Настала самая прекрасная пора года: робкая ночь заглядывала в мир ненадолго и снова уступала место свету, солнце сияло над долинами, золотило дальние леса. Большие и малые озера, отражая верхнюю синеву, сами казались воротами в небо. Лесные цветы склонялись над серыми и бурыми камнями, будто девы альвов, ошалевшие от жажды любви, припадают с поцелуями к лицам дремлющих троллей.
Но все это было не для Снефрид. За два с лишним месяца Асбранд так и не оправился после того дня, как по дороге с весеннего тинга попал под дождь. У него постоянно держался легкий жар, мучил кашель с мокротой, дышать было все тяжелее. Несколько раз шла горлом кровь. Он так ослабел и исхудал, что почти не вставал с постели. Два раза Снефрид привозила к нему Хравнхильд – было не время вспоминать обиды двадцатилетней давности. Но отвары и целящие руны, приготовленные руками всеведущей тетки, помогали мало. Асбранд жаловался, что у него будто камень в груди. «Так и есть, – заметила Хравнхильд, осмотрев его. – Он же двадцать с лишним лет глотал каменную пыль, пока резал руны. Вон у него и собрался в груди камень величиной с кулак». Она обещала, что каждый день будет подниматься на Хравнов курган и петь целящие заклинания в помощь Асбранду. Порой, когда он кашлял так, что чуть не разрывалось сердце, Снефрид думала, что только благодаря этим заклинаниям он и жив еще. Когда ему бывало получше, она сама ездила к Хравнхильд и пела эти заклинания вместе с нею.
– Тебе нужен свой «целящий жезл», – сказала ей однажды Хравнхильд. – Если мы сделаем его и наполним силой Фрейи, ты сможешь заклинать так же хорошо, как я. В следующий раз надень зеленое платье и привези с собой пряслень твоей матери. Вы же его не потеряли? У нее должен быть янтарный. Мать подарила нам, когда мы подрастали: мне хрустальный, а ей янтарный.
– Он у меня есть, – Снефрид кивнула. – Я его берегу.
– Приезжай, когда настанет день Фрейи [24] .
24
День Фрейи у германцев – пятница.
В следующий день Фрейи Снефрид приехала рано утром. На ней был зеленый хангерок и даже зеленый чепчик, а к застежке на груди она подвесила на ремешке янтарный пряслень матери.
Встретив племянницу перед своим домом, Хравнхильд одобрительно осмотрела ее и задержала взгляд на пряслене. Снефрид видела, как в голубых глазах тетки мелькнуло некое чувство – тоска и сожаление. Наверное, она скучала по своей единственной сестре, с которой они вместе росли, но пути их разошлись слишком рано, а потом норны и вовсе оборвали нить Виглинд.
– Идем, – Хравнхильд вздохнула и поманила Снефрид за собой.
Сначала они пошли к озеру, где на границах ельника по берегам росло несколько берез. Выбрав подходящую, Хравнхильд велела Снефрид срезать ветку длиной с локоть и толщиной с ее большой палец на руке. Чтобы добраться до такой, Снефрид пришлось сначала залезть на большой валун, а оттуда перебраться на широкую ветку и немного пройти по ней. Проделывая все это, она вспомнила детство – лет пятнадцать назад они лазили по деревьям вдвоем с Ульваром, – развеселилась и даже смеялась, осторожно пробираясь к толстому стволу. Смеяться Хравнхильд не запрещала.
Раздобыв ветку, Снефрид обрезала ее на нужную длину и очистила от сучков и листьев. Еще дома отец показал ей одиннадцать рун, называемых «белыми», простые и более сложные, составные; они отгоняют зло, насланное дурным человеком при помощи «черных», то есть вредоносных рун.
«Первая – руна Ас, что значит – Древний Гаут, владыка Асгарда, защитник жизни, – говорил Асбранд, показывая углем на доске начертание руны. – Если врагами наведена порча, или украдено здоровье, или насланы злые дверги, эта руна отвратит зло и восстановит утраченную силу. Это руна Соул – она подкрепляет силы стариков огненным сиянием солнца…»
Пока они делали жезл, Хравнхильд кое-что рассказала о тех годах, пока они с Виглинд были молоденькими девушками. Асбранд, такой же молодой парень, часто приезжал к ним, а Хравн, тогда мужчина в расцвете сил, учил их всех «черным» и «белым» рунам, и ворожбе, и заклятьям, и гаданию.
– Но только твой отец и впрямь перенимал науку, как и я, а Виго только и надо было, что сидеть рядом с Асбрандом и бросать на него томные взгляды, – не без ехидства добавила Хравнхильд. – Я тогда думала, что он тоже ездит ради нее и ничему не научится, но он все же оказался чуть потолковее.
– А дед и бабка Лауга тоже учились ворожбе вместе?
– О нет! – Хравнхильд даже засмеялась. – Они учились у совсем разных мудрецов, которые были во вражде между собой – он у Кривоносого Скафти, а она у Хлив Черной Дисы. Они сражались, насылая друг на друга духов и цепенящие чары, но наконец один из них одолел другого, и в итоге я появилась на свет.
– Кто – одолел? – с замирающим сердцем спросила Снефрид.
Но Хравнхильд только шире раскрыла глаза и не ответила. Имена наставников своих деда и бабки Снефрид услышала впервые; может, Хравнхильд знала и более ранние поколения, но спросить о них Снефрид не решилась – и так уж ей казалось, что из глубин времени вот-вот высунут уродливые головы ётуны, что держат на плечах все роды живых.