Осада
Шрифт:
Лонго встал на Влахернской стене там, где она взбиралась на холм, — оттуда открывался лучший вид на Золотой Рог. Посреди спокойных вод залива сохранялась еще одна причина для тревоги: недостроенный турецкий плавучий мост, с каждым днем все дальше тянувшийся от турецкого берега к христианскому. Широкие толстые доски приколочены поверх корабельных корпусов, между кораблями — десятки огромных бочек. Мост выглядел достаточно прочным, чтобы выдержать сотни людей зараз, а может быть, даже и пушки. Пока он дотянулся лишь до середины залива, но как только
— Лонго, обрати внимание — пушки молчат.
И вправду: впервые с начала осады турецкие пушки смолкли.
— Пушки не стреляют, и признаков атаки не видать, — заметил Лонго задумчиво. — Что бы это значило?
— Именно это я и пришел объяснить, — усмехнулся Паоло. — От султана прибыл парламентер. Утверждает, что Мехмед хочет переговорить о мире!
Этой ночью в покоях царевны Лонго стоял у окна спальни и смотрел на небо, где земная тень медленно и величественно закрывала луну. Затмение выдалось замечательное: полумесяц, не тронутый тенью, становился все ярче, пока не сжался в крохотный осколок света.
— Это прекрасно, — сказал он Софии. — Иди, посмотри. Но София осталась в постели.
— Это дурной знак. Говорят, когда Константин Великий основал город, тоже было лунное затмение. Император тогда предсказал, что звезда города не закатится, пока новое затмение не омрачит ее.
Лонго рассмеялся.
— Брось, ты не можешь этому верить.
— Это старое пророчество, и многие люди искренне в него верят. Ты видишь красоту, а они — лишь предвестие беды.
— Откуда эти мрачные мысли? Надежда остается. Мы держимся, со дня на день должна прибыть помощь из Италии. Мехмед это понимает и потому посылает великого визиря договориться о мире.
— Возможно, он просто хочет выгадать время для подготовки к новому штурму.
Лонго присел на кровать, притянул Софию к себе.
— Улыбнись. Худшее позади. Возможно, на самом деле это затмение — добрый знак.
— Но ты же не веришь в знамения. — София повернулась, чтобы посмотреть в глаза Лонго. — Что с нами будет, когда турки уйдут?
— О чем ты?
— Император не согласится на наш брак. Константин ценит твою службу, но ты всего лишь мелкий дворянин. А после победы сразу возникнет возможность дюжины новых союзов, и брак со мной станет способом их укрепить.
— Ты нуждаешься в одобрении императора?
— Я царевна, у меня есть долг. Если я его не исполню, моя жизнь окажется пустой и никчемной.
— Жизнь моей жены не может быть пустой и никчемной. А ты станешь моей женой, и если из-за этого врата Константинополя закроются предо мной — так тому и быть! Клянусь, что не отступлюсь от тебя, покуда жив. Мы можем остаться на Хиосе, нам будет там хорошо.
— Спасешь империю, чтобы сбежать из нее? Защитишь императора, чтобы похитить царевну?
— Ради тебя — да. Если захочу увезти тебя — поедешь со мной?
— Конечно. — София крепко обняла Лонго. Наконец она отстранилась. — Сейчас тебе лучше уйти. В затмение улицы темны и пусты. Самое время скрыться незамеченным.
Лонго вздохнул, встал.
— Если ты хочешь… — Натянул сапоги, застегнул перевязь на поясе. — Я вернусь, как только смогу.
Он поцеловал ее и направился к потайному коридору.
— Лонго, — позвала царевна.
Он остановился на пороге. Царевна встала с кровати, приблизилась.
— Мне нужно сказать тебе кое-что… насчет Нотара.
— Что такое? Я думал, он обещал ничего не говорить о нас императору.
— Я беспокоюсь не о репутации. Будь с ним осторожнее. В ту ночь, когда он обнаружил нас, он вернулся сюда после боя с турками. С ним что-то не так, он не в себе. Боюсь, Нотар сотворит какую-то глупость.
— Я присмотрю за ним, — пообещал Лонго и нырнул в потайной ход.
На улицах было так темно, что Лонго, возвращаясь из дворца к своему палаццо, с трудом различал очертания домов. Тишина висела тяжкая, душная. Явственно слышался даже шелест листвы в дворике за стеной. Где-то впереди яростно залаял пес — и вдруг умолк.
Пересекая небольшую площадь, Лонго внезапно расслышал шаги за спиной. Обернулся — никого. Но, следуя дальше, он уже не снимал ладони с эфеса.
Лонго миновал площадь и зашел в темный, узкий, извилистый проулок, ведший к палаццо. Он прошел всего десяток шагов, когда услышал позади рокот камня, покатившегося по мостовой. Выхватил меч, обернулся и снова никого не увидел.
— Кто здесь? — выкрикнул в ночь.
Лонго выждал, но ответом было безмолвие. За спиной раздался новый звук: едва уловимый шорох клинка, покидающего кожаные ножны. Лонго развернулся, и над его ухом просвистел кинжал, вонзился в стену. Луна начала выходить из земной тени, в проулке сделалось чуть светлее, и Лонго сумел различить силуэт убегавшего человека, одетого в темное. Лица он не разглядел, но сомнений не оставалось: испанский убийца.
Лонго выдернул кинжал из стены и зашагал к палаццо. Добрался без приключений. Тристо засиделся за костями и вскочил, встревоженный, при виде господина с мечом и кинжалом в руках.
— Что случилось? Вы не ранены?
— Нет, но чудом спасся. Пару минут назад на меня покушался тот испанский убийца. Еще немного, и этот кинжал сидел бы в моей спине.
Протянул кинжал Тристо, тот понюхал лезвие.
— Отравлено.
— Кажется, он решил во что бы то ни стало закончить работу. Интересно, сколько же Гримальди ему заплатил? Отныне оставляйте ночью в палаццо часовых. А ты внимательно смотри по сторонам. В городе не так уж много испанцев, убийца выделяется. Найди его.