Осада
Шрифт:
— Тогда позвольте мне хотя бы сопровождать вас.
— Нет, мой верный Далмат. Со мной поедет синьор Джустиниани.
— Но ваше величество, это мой долг и мое право — защищать вас.
— Останься здесь, мой старый верный друг. — Император положил руку Далмату на плечо. — Если дела обернутся скверно, я хочу, чтобы именно ты возглавил отряд всадников и поспешил мне на выручку. А если я погибну, ты защитишь мою семью.
Далмат кивнул.
— Значит, решено. Синьор Лонго, идемте. Мне не
Спустившись со стены, генуэзец с императором обнаружили толпу, собравшуюся у Золотых ворот. При виде императора люди становились на колени, кричали: «Сохрани вас Господь!», «Слава Константину!».
Крики не утихали, пока Константин не выехал за ворота. Лонго с императором миновали двойные стены, выехали в поле и направились к павильону — открытому четырехугольному шатру, воздвигнутому на красном ковре. У шатра ждал, не сходя с коня, Мехмед. Рядом с ним восседал на своем коне Улу, угрюмый и мрачный. Он притворился, будто видит Лонго впервые. А тот внимательно изучал султана.
Лонго не ожидал, что Мехмед так молод — лет двадцати от силы. Среднего роста, но атлетически сложенный, с ярким, запоминающимся лицом: полные губы, высокие скулы, большой нос. Глаза султана завораживали: внимательные, цепкие и яркие, они, казалось, заглядывали в самую душу.
— Император Константин, я всей душой рад видеть вас, — произнес султан на правильном греческом языке, хотя не без акцента.
— Султан Мехмед, для меня честь встретиться с вами, — ответил Константин. — Надеюсь, мы сможем установить мир между нашими народами. Эта осада затянулась слишком надолго.
— Я всецело с этим согласен, — заверил его султан и, указав на Улу, добавил: — Это Улубатли Хасан, верховный ага янычар, мой телохранитель. Как и условлено, он безоружен. А кто сопровождает вас?
— Синьор Джованни Джустиниани Лонго, граф Хиосский и Генуэзский, командующий моими войсками, — ответил император.
— А, защитник Константинополя, — сказал Мехмед, глядя на Лонго с новым интересом. — Синьор, вы показали себя достойным противником.
Лонго поклонился.
— А вы, о великий султан, показали себя мудрым не по годам.
— Синьор, вы льстите мне, но эту лесть я принимаю с радостью. Итак, не присесть ли нам?
В центре павильона стоял стол, подле него — два кресла. Мехмед уселся со стороны стола, обращенной к турецкому войску, Константин — с противоположной. Улу с Лонго стали возле своих государей.
— Насколько мне известно, вы обсудили детали мирного соглашения с Халилем? — спросил Мехмед.
— Великий визирь и мой советник Сфрандзи пришли к условиям соглашения, приемлемым для меня, — ответил Константин. — Чтобы покрыть ваши расходы на осаду, я буду платить большую дань в течение трех лет. Кроме того, вам будет возвращен царевич Орхан, претендующий на трон.
Мехмед пренебрежительно махнул рукой.
— Такого мира не будет. Я пришел не за вашими деньгами и не за головой Орхана. Я пришел за Константинополем.
— Но это же неслыханно! — возопил Константин. — Великий визирь договорился…
— Его слова ничего не значат, совсем ничего! Султан — я! Лишь мое слово имеет здесь вес и смысл. И я скажу вам так: между нами не будет мира, покуда Константинополь остается в ваших руках. Этот город — заноза в моем боку, вечная угроза державе оттоманов. Пока Константинополь находится в руках христиан, мы никогда не почувствуем себя в безопасности.
— Не в моей власти отдавать Константинополь, — сурово ответил император. — Он — ключ к империи, существующей больше тысячи лет. И вам, чтобы шагнуть за его стены, придется переступить через мой труп.
— Вы благородный и великий воин. Иного ответа я от вас не ждал. Но если вы предпочтете сражаться, пощады не будет ни вам, ни вашему народу. Мужчин перебьют, женщин изнасилуют и продадут в рабство. Кровь их останется на ваших руках.
— Нет, султан. Она падет на ваши руки — руки, ее пролившие.
— Пусть так, — согласился Мехмед. — Она не помешает мне жить. А вам?
Константин не ответил. Тогда султан заговорил, подавшись вперед и нависая над столом:
— Сдайтесь, и ваш народ останется жить. Желающие уйти из города смогут сделать это без помех. А вам останется Морея — правьте там как заблагорассудится. Я выделю вам владение в любой части моей державы, где только пожелаете. Но если изберете войну — клянусь, вы погибнете, а по улицам Константинополя потекут кровавые реки.
Константин сидел молча, потупившись. А когда он поднял взор, Лонго заметил в нем ярость — и безнадежность отчаяния.
— Я вам отвечу, — глухо сказал император, — но не сейчас. Мне нужно время подумать.
— Да будет так! — заключил Мехмед, вставая. — У вас есть день, не больше. Позвольте напомнить, что по нашим законам победители получают двое суток грабежа. Если не примете мои условия, то ни вам, ни вашему народу пощады не будет. У вас всего один день. Прощайте, император!
Мехмед повернулся и пошел к коню, Улу задержался.
— Лонго, убирайся из этого города, — предупредил он спокойно. — Если мы встретимся снова, один из нас умрет.
Затем Улу последовал за господином.
— Ваше величество, нужно ехать, — сказал Лонго императору. — Скорее вернемся в город, здесь небезопасно.
Константин медленно поднялся, не спуская глаз с удаляющегося султана.
— Я — защитник людей. Неужели я позволю избивать их, будто овец? Что же мне делать?