Ощупывая слона. Заметки по истории русского Интернета
Шрифт:
Но постепенно стали возникать сомнения в том, что старые хиппи так спешат покинуть неэлектрифицированные коммуны для скорейшего подключения к оптоволоконным кабелям и освоения новой духовной техники — медитации на мигающие диоды модема. Возражали, что правозащитники защищают права всюду, где оказываются, и были бы рады объявить независимым любой клочок земли, воды и воздуха. Что Тимоти Лири и яппи восьмидесятых зачислял в продолжатели дела шестидесятников, а умер безо всякой помощи компьютера — как все нормальные люди. Что в Беркли при слове «Интернет» кривились и жаловались на дороговизну из-за наплыва богатых дот-комеров (от dot-com,com). Что работающие в Силиконовой
При этом, конечно, шестидесятники в Интернете есть. Бывший берклийский активист Джон Кейдж стал одним из руководителей компании Sun. Куча его менее известных сверстников заняли менее ответственные посты. Вопрос только в том, что значит «шестидесятник». Если человек, который учился в университете сорок пять лет назад, то шестидесятников получается слишком много, и Интернет они заполняют просто по законам демографии. Если же иметь в виду только активистов и героев контркультуры, то миф об Интернете как о порождении шестидесятых оказывается именно мифом.
Вопросу «Какие такие шестидесятники?» вторит вопрос «Что такое Интернет?». Как известно, изначальная модель децентрализованной Сети была придумана скорее военными, чем» makelove notwar» пацифистами. Уже потом Интернет стал межуниверситетской сетью (а университеты, разумеется, оккупированы шестидесятниками), а после — сетью коммерческой, с магазинами, порталами и всем прочим. При этом «всего прочего» так много, что оно перевешивает — и мало-помалу Интернет превращается в любимое место контр-культурщиков: в свалку.
На этой свалке сложены идеи всех сортов и всех поколений. В том числе — прекраснодушные идеи шестидесятых о расовом, сексуальном и прочих равенствах — как, впрочем, и идеи о White Power, «убить жида» и прочей очистительной ненависти.
Интернет — не психоделический автобус Кена Кизи, а новый Ноев ковчег. Про него нельзя сказать «либо ты в Сети, либо ты не в Сети». Любое поколение найдет себя там.
12. Европа
Беседуя с европейцами, приятно рассказывать, что для России Интернет был дверцей в железном занавесе, том самом, который всегда представлялся мне подобием пожарного занавеса из старого хичкоковского фильма — металлической штукой, отделяющей сцену от зрительного зала и падающей сверху при пожаре. Вероятно, Запад отгораживал себя от на-горе-всем-буржуям раздутого на Востоке огня — но для нас, жителей Советского Союза, эта метафора оборачивалась другой стороной. Мы сидели в зрительном зале, и сцена была для нас закрыта. Что там происходило, можно было только догадываться — по еле слышным звукам, по смутным теням на железной изнанке занавеса (ни слова о платоновской пещере!). И в этом театре Европа представлялась в лучшем случае яркими огнями рампы (парижские кабаре, итальянские развалины), тогда как настоящим запретным зрелищем была Америка.
Потом занавес поднялся — или, точнее, рухнул. Перестройка примерно совпала с первыми электронными письмами, пересекшими границу, причем техническая возможность слать байты в Финляндию совпала с возможностью политической.
Итак, занавес рухнул, и тут случилось странное — Америка так и осталась зрелищем (теперь уже разрешенным, чтобы не сказать — усиленно навязываемым), тогда как Европа оказалась Вещью. Тем, что можно потрогать.
Мои сверстники ринулись в Европу, как вода обрушивается на мирно спящую долину после взрыва плотины, устроенного вредителями. Те, у кого были знакомые, ехали в гости; те, у кого было много денег, останавливались только в пятизвездочных отелях; те, у кого денег не было, ехали автостопом, а те, у кого их было совсем мало, тряслись в автобусах. Русский медведь последовал примеру олимпийского быка (www metamorphose-europe.com) — в девяностые годы не было такого туристского городка во всей Европе, где, стоя на улице, ты через пять минут не услышал бы родную речь.
Америку отделял океан. Еще в советские годы многим эмигрантам (brodsky.alfabank.ru) она казалась конечной точкой путешествия в капитализм. Так что не приходилось удивляться, что путь до нее не близок Для многих реальное знакомство началось только в середине десятилетия, когда биты и байты побежали по проводам и кабелям.
Иностранный Интернет до сих пор остается для многих прежде всего американским. Да, там больше всего пользователей; да, мы лучше знаем английский, чем немецкий или итальянский; да, Интернет вообще придумали в Америке — но все это не важно. Матрешки придумали в Японии, а гжель — в Голландии, что до языка — то из всего британского Интернета я захожу разве что на Би-би-си (www.bbc.co.uk) и последний год на Ананову (www.ananova.com), тогда как Yahoo! Google, IMDB, CNN и без счета иных любимых сайтов были и остаются американскими.
То, о чем мы подозревали с самого начала, оказалось правдой: Америка — место виртуальное, гиперреальное, телевизионное в восьмидесятые и интернетовское в девяностые. Европа — живой организм, реальная вещь, место, где можно побывать, что можно потрогать.
Объединение Европы (europa.eu.int) почти совпало с созданием Интернета, но было бы ошибкой описать эти два интеграционных процесса как родственные. Объединенные в Сеть серверы и собравшиеся в Европейский союз страны организованы совершенно по-разному.
Как все знают, изначальная идея (www.arpanet.org) архитектуры Интернета — сеть, сохраняющая связность при значительном повреждении. На это и купились в свое время пентагоновские военные — русская эй-бомб не могла одним ударом вывести из строя всю структуру. В Интернете не просто нет центра (его нет и в Объединенной Европе), — любой узел может быть удален без ущерба для остальных.
Европейское единство основано на уникальности каждого узла. Точнее, впрочем, было бы говорить не об узлах, а о лоскутках. Европейский килт не развалится, если вырвать один лоскут с корнем, — но из разрыва будет слишком ощутимо дуть. Так почти десять лет несет гарью из дыры на Балканах, образовавшейся не то расплатой за попытку перешить одеяло, слив две Германии в одну, не то — просто напоминанием о том, что война столь же необходима в уравновешенной картине универсума, как и мир.
Конечно, нарисованная выше картина (виртуальная Америка, реальная Европа) субъективна. Но в самой ее субъективности есть смысл. Очевидно, что для американца США — именно соединенные штаты, а не просто аббревиатура. Карта — то же самое лоскутное одеяло, в котором Калифорния похожа на Мичиган не больше, чем Греция на Англию. Оттуда тоже ничего не вырвешь, а виртуальности во всем этом не больше, чем в гамбургере, — с одной стороны, ясно что ты ешь рекламный продукт, но, с другой стороны, живот наполняется чем-то реальным. Возможно, в этом причина падения NASDAQ (www.nasdaq.com) и кризиса Интернета: опомнившись от пятилетнего морока, материальные американцы отозвали свои деньги из виртуальной экономики. Вероятно, им виртуальной представляется Европа, хотя я не рискну забираться так далеко в чужую черепную коробку.