Осень матриарха
Шрифт:
Рутен. Стремление к покою и комфорту и тут же - круговорот насилий. Меры, принимаемые для воспитания кротости, отчего-то копят внутри ярость. Не государство - воплощение тотального невроза. Стремление к миру и погрязание в мелких войнах. Немудрено, что большинство здесь - прожжённые патриоты: война сплачивает нацию уже за счёт того, что нации как таковой становится не очень много. Хотя Рутен обычно было никаким уполовником не вычерпать.
Динан. Бесконечное соревнование в задиристости, похвальба и самоубийственная весёлость. Дуэли как полноправная замена судебных поединков, трупы угонщиков скота вместо межевых вех. Здесь живешь так, будто
В Динане - два владыки, вечно соперничающих: некое подобие римских трибунов.
Рутен - это бессменный президент, в чьих жилах кровь известной певицы по имени Мария, великого писателя-деревенщика, скандального фаворита последних царей. Тоже триада, хоть и разновременная, но значимая. Бахарь с отлично поставленным голосом, неуёмный сочинитель - кажется, не пользуется сворой белых арапов, то бишь референтов, для составления своих речей. И всенародный любимец, что отчасти настораживает... но в сторону, в сторону!
Грубые мужчины, горы мяса, женщины извилистой повадки, которым нужно специально приспосабливаться к своим худшим половинам, чтобы угодить и через угождение управлять. Ни одна динанская женщина - и в особенности она сама - до такого не опускались.
Телесную и поведенческую норму представляет здесь статистическое большинство. В Динане - группа, отобранная по принципу элиты.
В этой стране улучшенная копия Татьяны не живёт - сосуществует. Отношения с соседями по лестничной клетке (лифтовой нет и не предвидится) - вежливые без доверительности, но с лёгким перерастанием в теплоту: она умеет создавать, распознавать и поддерживать такие, практика у неё не столько и не сугубо динанская, сколько международная. Но с такими кумушками и кумовьями, как в граде Мозговитске, она не имела дела и на Юге Буэнос-Айреса. Типичная шашель (вроде бы род не тот, но неважно): грызёт с равномерным хрустом и испражняется позади своих же путей.
Собрать документы для обмена оказалось несложно: крепкая единая власть, что воцарилась на огрызках давнопрошедшей демократии, хочет нравиться и не заинтересована в отдельно взятой бюрократии. Новая квартира оказалась, по первой прикидке, не очень дурна, то есть удобств раза в два больше, чем Та-Циан соглашалась терпеть в Лэн-Дархане или Вард-ад-Дуньа. Всё своё, всё в одной куче. Даже в баню-хаммам спроста не выйдешь, хоть имеются неподалёку - почти копия настоящих, с мраморной плитой-лежанкой и бассейном. Даже в публичный туалет - вокруг полно бесплатных, гипермаркетовских - заворачиваешь с нарочито рассеянным видом. Собственно, динанское воспитание сказывается: у нас (у них) не особо принято, чтобы птица гадила в своём гнезде, тем паче задирала хвост выше головы.
Её предшественница была такой же интроверткой с любовью к дальним прогулкам, но в то же время - заядлым домоседом. По нужде преодолевая природную замкнутость, обретала несколько суматошную манеру изъясняться. "Надо кончать с манерой общаться афоризмами, - подумала её сменщица, - а впрочем, пошло оно всё здешнему богу в задницу". Ибо не соседям уличать в подмене - тем более Та-Циан постаралась по мере возможности выбрать новое окружение. Несложное дело, если тебя обучили следить за всем и вся, в том числе за тем, кто куда переезжает.
Её собственный переезд отмечался рекордно малым числом вещей (и несколько большим количеством полупустых коробок). В двухкомнатной квартире только прихожая и кухня
Остальные мебеля заключались в паре ортопедических матрасов на рамках (один, правда, слегка косил под эроскую суфу с вычурной спинкой, валиками и резными подлокотниками), компьютера со специальным вертящимся стулом, другого кресла, несколько более ярко выраженного, пары сундуков годов примерно тридцатых прошлого века и множества пуфов, подушек и витринных столиков "из Икеи". Та-Циан не удержалась - привезла самую любимую шпагу: не дареная предку королём Франциском Первым, как у Атоса, поскромнее и слегка замаскирована под декоративное или игровое оружие. Предтеча ради такой возможности нарочно тусовалась некое время с толкиенистами.
"Теперь можно потихоньку-понемногу возвращаться к самой себе, - подумала Та-Циан про себя, но очень внятно.
– И следить за окрестностями".
Первое правило ловца: не рыскай по чужим кварталам. Не пытайся охватить необъятное. Мозгова - столица, подобная гигантскому лаптю, разношенному на чей-то мощный тыл, или болоту, откуда она в своё время выступила, как Венера - из грязевой ванны. Сделай из себя маячок для тех, кто нужен, и жди.
Здешние жители всегда любили кошечек и собачек, думала она, мягко ступая по замёрзшей до хруста осенней земле и скукоженным листьям. В смысле не только подкармливать, но и разбирать по рукам. Татьяна Афанасьевна (в смысле что прежнее "я") несколько лет описывала в инете золотисто-карюю бирманку, которая жила в соседнем подвале. В руки животина не давалась, еду благосклонно принимала, а очередному своему выводку - простые были зверьки, непородные - надавала по мордахам за неуместное любопытство к человеку.
В Турции есть такое кладбище, где откровенно хозяйничают кошки. Там понастроена уйма отдельных домиков, сооружены кормушки, и то и дело тебе попадается вальяжная тварь, что разлеглась рядом с тюрбо, обвив столбик надгробия пышным хвостом. Это очень нравится тем, кто прогуливается и отдыхает в здешних загробных садах - ибо мёртвых в Турции не принято бояться.
Но кошка - животное самостоятельное, как и волк. Волки живут семьёй, в стаю сбиваются лишь для охоты или безопасности. Их родич собака нуждается в стае психологически. Для одной жизни - в горе и радости, в сытости и нужде.
В стае абсолютно себе подобных.
Но эти твари переимчивы. И когда размякшие тётки и дядьки приносят в дом щенка или подросшую собаку, первое, что они этим делают, - заменяют им родную, прирождённую, предназначенную ему стаю на другую. Присваивают. Воруют, грубо говоря: даже если речь идёт о спасении.
В той же Турции, правда - былых времён, до ожесточившей народ мировой бойни, - принято было устраивать на улице поильни и кормушки для четырехлапых бродяжек, навесы для тех, кто собирается родить потомство. Их вера не позволяет им держать пса в доме (такой запрет, шокирующий кое-кого из христиан перестроечного замеса, действует и в православии), и оттого они с таким пониманием относятся к его нуждам.