Осень матриарха
Шрифт:
Вот что она запомнила навсегда.
В Эдинере, столице изо всех четырёх столиц, есть храм Мадонны Ветров. Главная икона там необыкновенная: Мать стоит лицом к урагану и не шелохнётся, только длинные пряди раскиданы по воздуху и складки платья ноги окутали, а по краям вьются. А Сын отвернулся и уткнулся лицом ей в плечо, как бы прося защиты. Так вот. Художник рисовал Мадонну с белокурой лесной девушки, до сих пор сходство черт с вашими красавицами поразительное. И женился потом. Дворянство получил за художные труды, бывало такое. Все дети их стали дворянами и охотно роднились с семейством Стуре. Но древние люди из Леса
– Прочту, - пообещала девочка. - И выучу наизусть: я уже умею распутывать притчи. Лесные ведь вовсю следят, чтобы родня близких коленей не женилась. Но тут вон сколько лет утекло и как далёко друг от друга разошлось!
Спрыгнула с седла наземь и помчалась обратно.
– Не далеко, а совсем близко, - проворчал дед. - Как от вашего болота до нашего.
И продолжил свой путь.
Но зарубку по себе оставил...
Та-Циан подняла голову, тряхнула длиннейшими спутанными волосами редкого бледно-золотого цвета. Сущий кошмар был - чесать их и укладывать, а стричь её подвластные мужчины не давали: оберег. Да и верно - до сих пор так и не поседели; ну, почти.
Мальчишки уже оба стали в рост и навытяжку, ни обои, ни потроха не просвечивали, зато внешние детали можно было рассмотреть в подробностях.
– И надолго это вы?
– скучным голосом спросила она.
– В смысле выставки интимных принадлежностей?
– Это всё ваше воспоминание, - честным голосом ответил тот, "кто не Дези". - Надолго его не хватит, через минуту опять сдуемся.
"Не могу же я сочинять без конца, - подумала женщина.
– К тому же любой биографии приходит конец".
– Но если вы позволите, сударыня Тати...
– Татьяна, - поправила она.
– ...высокая ина Та-Циан свет Афанасьевна, мы уйдём и по дороге в ближайший секонд-хэнд...
– В селе Перепёлкине, там ещё патриарший собор закосил под Василия Блаженного...
– машинально уточнила она.
– Подкормимся до вменяемого состояния, - русоволосый завершил, наконец, дуэт.
– Звучит отрадно. Да, уж если вы прочли моё имя...
– Всего-навсего по губам. Не беспокойтесь, мы не телепаты, до нас доходят одни микродвижения, - чуточку поспешней, чем надо, уточнил тёмный. - Губ, связок и шейных мышц. Как у Вольфа Мессинга...
– Брось заливать, Дезь.
– И представьтесь, наконец, как следует. Что за Дези такое?
– Кличка на оба пола. Это он так стесняется, что в нём несколько меньше мужчины, чем ему хотелось, - пояснил русый. - Дезире он. Кажется, француз. Должны ведь быть русские французы, если имеются русские немцы и великие русские в квадрате, верно?
– А ты?
– Ринат. Но лучше Рене.
– Татарин? Башкир?
Он не успел сказать, да ей и не нужно было. Рене. Рена. Майя-Рена...
Нет. "Эти твари - ловцы снов, - говорил Керм, - однако не по преимуществу. Напитываются чужой кровью и чужими видениями - но не корми их своей болью".
Что же, она и не собирается попусту разбазаривать свои воспоминания и эмоции. Тоже мне - корпорация монстров из мультика!
– Я могу подобрать вам джинсы, сапоги и куртки из своего - в заду и
Хочешь проверить судьбоносных гостей - дай им кошель с горстью монет или полупустую карту с простеньким кодом. Раскинь другие карты или брось кости наудачу: как они поступят и что это будет значить?
Улетели оба стремглав, вернулись не скоро и с ворохом нарядных тряпок, пахнущих специфической дезинфекцией, так что женщине пришлось гадать: либо в секонде начался сезон отстрела, то бишь обвальных скидок, либо ребятки взломали электронный замок. Говорят, вампиры справляются с любым металлическим - тогда отчего ж нет? Хотя второй, так сказать, подспудный код на карте весьма хитроумен. Именно он открывает доступ к обильным ресурсам второго разряда. Вот третий разряд, самый важный и непоказной, вообще хранится не здесь: это не вам не испытание чести и скрытых возможностей ценой в полмиллиона домотканых и вообще не совсем валюта.
– Поднатащили кому-то стирки, - добродушно проворчала вслух Та-Циан.
– Сказать, что я о вас думаю, или воздержимся от великого и могучего рутенского мата?
– Да мы уже на ветерке проветрили и ещё будем, - успокоительно ответил Ринат - Рене. Сам он уже натянул шикарную замшевую куртку с капюшоном, лонгслив с черепом во всю широкую грудь, штаны с пузырями на заду и коленях и берцы длиной по самое то - всё бежевое с лёгкой пежиной. Дезире тем временем скрылся в спаленке (которую оба по умолчанию сочли собственной) и через полчаса явился оттуда, словно чёрное солнце в финале культового романа "Pacific Donne". Смоляные кудри раскинулись по шикарно плоёному воротнику, который один лишь и был белоснежным - кроме лица, разумеется. Кардиган был затянут на все пуговицы, из-под траурных слаксов, лохматыми оборками ниспадающих на матовый блеск туфель, парадоксально виднелись носки. Руки в лайковых перчатках казались маленькими, словно у благородной девицы, - и, скорее всего, такими и были. Кремовая, как сливки, роза в бокале цвета ночи.
"Платье ли делает человека или сам он, его сокровенная суть, просвечивает сквозь парадный костюм, как сквозь приличную маскировку - в то время как повседневное фиксирует взгляд на себе, а нагота заставляет скрыться внутри? - подумала женщина.
– Думаю, сие присловье действенно и для кровососов - поскольку постольку и насколько они тоже люди. А для меня самой?"
Когда вспоминаются ранние годы, в голове невольно всплывают клише типа "босоногое детство", "беспортошная и беспечная юность", "свобода от ученья".
Всё сплошь враньё.
Разумеется, история с дедовым как бы прозрением ушла в песок. Допустим, в зыбучий или вообще в трясину. Кто бы позволил пятилетке закинуть на плечо палку с мешком или сесть на грядку саней с мороженой рыбой (какая рыба, ты ж не Ломоносов) - и айда проходить свои университеты?
Училась она дома, сама - и беспрепятственно. Любовь лесного народа к книжной учёности равна знаменитому старообрядческому начётничеству, только второе прилагается к религиозной, первая - к светской литературе. Правда, деревенские безусловно предпочитали мировую классику, опробованную временем. А так - переходи из избы в избу, обменивай, везде найдёшь, чем поживиться.