Осень Овидия Назона(Историческая повесть)
Шрифт:
«Боюсь, что госпожа видит в моей поездке некое развлечение, — подумал Дорион, — не стану же я говорить ей о своих чувствах к поэту».
Прошло много дней, прежде чем Дорион дождался корабля, который должен был плыть в направлении города сарматов.
Дорион старался все подготовить к лету, чтобы в теплые ясные дни отправиться в дальнее путешествие. Но уже пришла осень, когда он сел на корабль и отчалил к дальним берегам.
— Помолимся Посейдону, — сказал старый грек Критобул, владелец корабля, названного «Арго» в честь аргонавтов. — Трудный впереди путь. Все вы, мои путники, — обратился он к купцам и к Дориону, — достойные люди. Найдите слова, чтобы умилостивить божество. Ведь осень не лучшая пора года для корабельщиков.
Дорион, ни разу в жизни не побывавший в дальнем плавании, был несколько разочарован, услышав предостережения судовладельца. Ему казалось, что бывалый путешественник должен быть уверенней и не столько полагаться на богов, сколько на себя. Он вспомнил добрые предсказания Пифии, когда отцу предстояло путешествие в дальние края, вспомнил, что эти предсказания сбылись, и очень пожалел, что не имел возможности снова побывать в Дельфах перед своим плаванием. «Я размышляю так, будто у меня неисчерпаемый источник доходов и можно тратить без оглядки, — думал Дорион. — Ведь не было у меня денег для посещения оракула Дельфийского. Что уж тут рассуждать. Истина в том, что я по-прежнему беден».
Купцы из греков, которые везли для продажи амфоры с оливковым маслом, тонкое полотно, редкостной красоты вышивки и золотые украшения, все очень понравились Дориону своими мудрыми житейскими размышлениями, свойственными людям бывалым. Они видели дальние страны, знали людей, не похожих ни на греков, ни на римлян, были отважны и бесстрашны.
«Жизнь — великая школа, — сказал старший из них, Прокл, благообразный сухощавый человек с белой бородой. — В этой школе такое множество наук, что постичь их почти невозможно. Я уже стар, но не могу сказать, что многое постиг. Столько еще загадок ставит передо мною жизнь».
— И много этих загадок перед тобой? — спросил Дорион. — Ведь ты умудрен опытом. Жизнь научила тебя мудрости, ты знаешь цену справедливости, мне кажется, ты сам можешь ответить на многие загадки, поставленные жизнью.
— Спасибо тебе на добром слове, молодой человек с чистым сердцем. Поистине у тебя доброе сердце. Ты не говоришь о том, что жизнь научила меня жестокости, сделала стяжателем, нет, ты говоришь, что жизнь научила меня справедливости. А я отвечу тебе, жизнь показала мне не только свою парадную сторону, но и ту часть, которая зачастую скрыта за приветливой фразой и за улыбкой. Я видел пороки человеческие, и они вызывают у меня отвращение. Был такой мудрый человек Феогнид, он писал: «Если бы нашим врачам способы бог указал, как исцелить у людей их пороки и вредные мысли, много бы выпало им очень великих наград». Верные слова, не правда ли?
— Очень верные слова! — воскликнул Дорион, обрадовавшись, что старый купец обладает хорошей памятью и помнит строки Феогнида, которые он, Дорион, заучивал еще в двадцать лет.
— А помнишь его слова: «Лучше всего справедливость; желанней всего быть здоровым, вещь же приятнее всех — чтобы желанье сбылось… от благородных и сам благородные вещи узнаешь».
Лицо старого грека расплылось в улыбке.
— Ты образован, молодой человек, мне это приятно отметить. Пусть твои добрые мысли украсят твой жизненный путь! Вот уже шестьдесят лет, как меня зовут Проклом. Многих людей повстречал я на своем жизненном пути. И убедился — не так уж часто встретишь людей богатых, да еще образованных и благородных. А вот у тебя все это отлично сочетается. Честь и хвала твоему отцу, давшему тебе обширное образование.
— Не знаю, как ответить тебе, добрый человек. Я не уверен, что уже достиг образованности. Благородства я еще не проявил, а вот богатства не было в нашей семье. Мы были рабами и совсем недавно откупился мой отец, вызволив двух своих дочерей. Теперь он покинул любимые Афины и живет вместе с дочерьми в Пантикапее. Вот куда они убежали от своей госпожи Миррины, вдовы философа Праксия.
— Это примечательно! — воскликнул Прокл. — Сын раба и так образован. Но еще важнее другое, важно то, что ты не обозлен и не питаешь ненависти к людям. А ведь тебя тиранили, доля раба жестока!
— А я учился у людей, которые жизнь свою посвятили поискам справедливости. Я учился у великих философов, у мудрых риторов, я им благодарен.
— Тогда скажи мне, — попросил Прокл, — куда ты устремился через бурное море осенней порой? Какие у тебя неотложные дела в дальних землях? Прости меня, но был бы я твоим отцом, то велел бы отложить путешествие до весны, а еще лучше до лета.
— Дело мое неотложное, потому что горе постигло близкого мне человека. Я тороплюсь к Овидию Назону в город Томы, куда он сослан по велению императора Августа. Был я у него переписчиком целых десять лет. Я полюбил его поэзию и привязался к поэту. Прошло уже пять лет со дня его ссылки, а я только сейчас смог собраться в эту дальнюю дорогу. Мне пришлось много потрудиться, чтобы собрать нужные мне деньги. Теперь пришло время увидеть его, помочь ему.
Прокл не удивился, услышав рассказ Дориона. Что бы ни говорил Дорион — все вызывало в нем чувство восхищения. Он искренне позавидовал отцу Дориона и порадовался, что судьба послала ему такого благородного спутника.
Целый месяц погода им благоприятствовала, и все путники были в добром настроении. Совсем прекратились воспоминания о кораблекрушениях и несчастьях, постигших корабли осенней порой. Бывало, что море так спокойно, что приходилось призывать к делу гребцов. А когда ветер дул в нужном направлении — судно шло на парусах.
Но вот холодной осенней ночью поднялась буря. Волны, высотой в целый дом, словно стремились поглотить судно. Его швыряло, как щепку. Темное небо будто раскололось и обрушилось ужасным ливнем. Все проснулись от того, что корабль бросало так, что нельзя было удержаться на месте. Хозяин судна потребовал всех владельцев груза в трюм и велел так расставить тяжелые сосуды, чтобы они не перевешивали правый борт. Между пифосами и амфорами были уложены мягкие тюки. Все было сделано для того, чтобы корабль не опрокинулся. И все же опасность не миновала. Когда судно стало крениться на бок, корабельщик приказал немедля выбросить за борт амфоры с оливковым маслом, пифосы с дорогими рыбными соленьями и маслинами. Почти весь тяжелый груз принадлежал двум почтенным купцам. Валерий Валент, который на протяжении всего пути говорил о том, что главное — сохранить жизнь и всякое достояние — ничто, вцепился в свои амфоры и стал кричать, что не позволит их выбросить, что не позволит довести себя до полного разорения. А купец Аврелий махнул рукой и при свете факела стал вытаскивать свои сосуды и корзины с керамикой — все, что имело большой вес.
— Надо выжить! Надо выжить! — кричал он в исступлении. Его было слышно сквозь завывание бури.
Дорион помогал купцам. Вместе с другими он таскал тяжести и выбрасывал их в море. Он искренне жалел купцов, но понимал что крики и мольбы оставить вещи на корабле — были бессмысленны. Ведь надо было спасаться. Сам Дорион вел себя достоинством, но впервые подумал о том, как неразумно поступил, отправившись в путь в осеннюю пору. Он вспоминал слова своего спутника, старого Прокла, о том, что тот не пустил бы своего сына в опасное плавание.