Осень прежнего мира
Шрифт:
Так же надо принимать то, к чему вынуждают обстоятельства, — продолжал жрец. — Я предлагаю тебе долгую жизнь, но жизнь, что только изредка будет приятной. Правда, ты сможешь узнать всё то, что знаем мы — если согласишься. Вы, люди, любите знания, хотя и не всегда понимаете, какова их оборотная сторона.
Ользан был сбит с толку.
— Но зачем предлагать мне это?
— Разве ты не подобрал бы ребёнка, решившего переплыть океан, проплыви он мимо твоей лодки? Ты — один из немногих, кто избрал путь знания, но всё ещё жив. Волей судьбы ты не подвластен нашим способностям — и это нельзя упускать. Я предлагаю договор.
— Продолжайте, — Ользан вновь ощутил, что опять становится чьим-то инструментом.
— Что-то угрожает нашему существованию, — произнёс жрец. — Мы не можем понять, что именно. Если ты когда-нибудь сможешь отыскать хоть какое-нибудь объяснение происходящему, твоя часть договора будет выполнена.
— А в ответ?
— Один из нас станет твоим шенлесс.
— Что это?
Жрец поднял руки над головой.
— Я опираюсь на скалу — и это шенлесс, она поддерживает меня. Я пью воду и питаюсь — и это шенлесс, всё это сохраняет мою жизнь. Мои сородичи окружают меня — и это шенлесс, они всегда придут мне на помощь. У вас, людей, это слово разбито и рассеянно на множество осколков, которым вы поочерёдно поклоняетесь. Мы же видим всё это единым. Ты придумаешь множество имён для шенлесс — но все они отразят только часть истины.
Произнося это, жрец встал. Ользан тоже поднялся, ощущая, как мирацу позади него поднимается, не отпуская его плеча.
— А если я откажусь?
— Тогда мы постепенно отыщем себе иные два мира и оставим этот его сумеркам.
Мурашки поползли по спине Ользана, хотя он и не вполне понимал, почему.
— А если я соглашусь, но не выполню договор?
— Так уже было дважды. Тогда с тобой останется только шенлесс, поскольку мирацу не нарушают своего слова. Ты сможешь увидеть начало заката этого мира, и это будет твоим наказанием.
— Похоже вы не оставляете мне выбора, — отозвался художник горько. — И не интересуетесь моими собственными взглядами.
— По собственному выбору ты решил вступить в мир, в котором могут жить только сильные. Либо ты станешь сильным, либо исчезнешь без следа.
Художник долго думал. Потом нехотя кивнул, ощущая, что залезает в трясину, из которой сможет выбраться только собственными силами.
— Эллеривен-Тиалоресс захотела стать твоим шенлесс, — ответил жрец. Вновь холодок пробежал по спине юноши. Примерно этого он и опасался. — С ней ты будешь говорить и с ней заключишь договор, если твёрдо решишь не отказываться. Возьми от меня вот это, — и жрец передал Ользану кусок камня неправильной формы; он выглядел оплавленным и сотни миниатюрных кратеров усеивали его поверхность. Местами серебристые прожилки пронизывали сплавившийся камень.
— Мне придётся поступить вопреки воле божества и заключить перемирие с его противником, — продолжал жрец. — Мне останется надеяться лишь на милость их обоих. Передай это, — жрец указал на камень, — тому, кого вы ищете и скажи, что Нирату предлагает перемирие.
Не произнося более ни слова, он поднялся и скрылся за скалой. Мигом позже Ользану почудилось, что он слышит звук огромных крыльев, но вскоре ночная тишина вновь опустилась на него.
Едва он пошевелился, как мирацу скользнула к пещере и вошла в под её своды. Сверкнули зелёные глаза и рука поманила его следом.
Свет в пещере исходил лишь от выросшего на стенах мха, да от полустёртых указателей, начертанных на них. Последний вообще казался ослепительным. Мирацу быстро добралась до прохода, в котором нашли сумку и, отойдя немного, с силой обрушила на стену ладонь.
Камень расступился — почти безо всякого шума, словно подчиняясь приказу — и за ним открылся новый проход. Мирацу указала на проход и поспешила назад из пещеры.
Когда Ользан выбрался наружу, едва не набив в темноте здоровенную шишку, она стояла в нескольких шагах от пещеры и вопросительно глядела на него.
Ользан подошёл к ней вплотную и замер, ощущая, как пересыхает горло. Интересно, как я расскажу об этом Лаис? — подумал он тоскливо. И всё же его не покидала уверенность, что жрец говорил правду. Люди не могут сопротивляться мирацу. Если бы дело обстояло иначе, они смогли бы получить от него всё, что угодно безо всяких договоров, возможно, даже втайне от своей жертвы.
— Я согласен, — произнёс он наконец и мирацу вновь улыбнулась — на этот раз, как ребёнок, которому пообещали исполнить самую заветную его мечту. Любопытно, сколько ей лет?
Мирацу присела и протянула ладонь к земле. Камни тут же ожили, покатились под её ладонь и собрались в небольшую пирамидку. Мирацу подняла его правую ладонь и провела над ней пальцем. Ользан вздрогнул — на пальце появился порез. Мирацу ждала, глядя на него и Ользан, достав кинжал, осторожно поднял покрытую мехом кисть и осторожно провёл остриём по среднему пальцу.
Следом за ней он прикоснулся окровавленной ладонью к пирамидке, после чего мирацу взяла его правую руку своей и чуть сжала. На миг раненый палец отозвался острой болью.
— Смотри, — указала она вокруг свободной рукой.
Ользан осмотрелся. Горы и земля сдвинулись, меняя свои очертания; исчезли огни городов; не стало шести башен, чьи полуразрушенные крыши виднелись отсюда; повсюду внизу выросли непроходимые леса; воздух потеплел и под их ногами возникла густая трава. Пещера по-прежнему оставалась за его спиной, так же, как и сложенная из камней пирамидка.
— Это второй мир, — произнесла мирацу. — Настоящий мир. Наш мир, в котором не бывает никого другого. Ты сможешь остаться здесь, когда придёт время, или приходить сюда, когда вздумаешь.
Она отпустила его руку. Звёздное небо резко повернулось — так, что Ользан едва не упал, испытав серьёзнейшее головокружение. Солнце стремительно поднялось из-за горизонта и повисло над их головой. Ользан зажмурился и долго не мог открыть глаза.
Второй мир по-прежнему жил своей жизнью. Мирацу спокойно глядела на него.
— Назови моё имя, — потребовала она.
— Элле…
Ладонь коснулась его губ.
— Это имя тебе не принадлежит. Назови моё имя.
Как это бывало и прежде, из неведомых глубин возникло и предстало перед его рассудком слово, показавшееся ему уместным.