Осень
Шрифт:
— Почему так тихо, куда все ушли?
— Наверное, никого нет дома. Разве ты не видел, что в центральном зале нет ни одного паланкина? — отвечала Цинь.
— Но ведь брат говорил, что сегодня будет дома, — с сомнением произнес Цзюе-минь.
— Тогда, значит, это тетя Чжоу уехала в паланкине, — сказала Цинь и добавила: — Зайдем-ка сначала в комнату Цзюе-синя.
Они направились к Цзюе-синю. Когда они шли по коридору, до них донеслись еле слышные звуки разговора.
— Что они там делают? — удивился Цзюе-минь. Раздвинув дверную
Цзюе-синь сидел на вертящемся стуле около письменного стола; напротив стояли Шу-хуа и Юнь. Здесь же, за столом, подперев руками подбородок, примостилась Шу-чжэнь, рядом с ней стояла Ци-ся. Услышав шаги, Шу-хуа подняла голову и увидела Цзюе-миня и Цинь. На лице ее появилось выражение радости, но она, не сказав ни слова, сделала им знак сохранять молчание.
Цзюе-минь и Цинь молча подошли к столу. Сначала они не понимали, что здесь происходит, но когда подошли поближе, им все стало ясно: так это механический «вызыватель духов»! Они с трудом удержались от смеха.
Глаза Цзюе-синя были закрыты, казалось, он крепко спит. Его руки опирались на небольшую дощечку в форме сердца, которая снизу имела две деревянных стойки с укрепленными на них колесиками. С краю в дощечке проделано небольшое отверстие с вставленным в него карандашом. Когда нажимали рукой на дощечку, колесики приходили в движение и карандаш начинал беспорядочно чертить иероглифы на подложенном снизу листе бумаги.
Дощечка называлась «вызывателем духов»; лет пять шесть тому назад эта «игрушка» пользовалась большим успехом, и сам Цзюе-минь также забавлялся ею вместе с другими, но сейчас он уже больше не верил в этот вздор.
— Сестра, видишь ли ты нас? — сказала Юнь, с трудом сдерживая слезы. Она напряженно вглядывалась в дощечку и лежавший под ней лист бумаги.
Дощечка двигалась над листом бумаги, слышно было, как поскрипывали колесики.
— Смотрите, смотрите! — вдруг вскрикнула Шу-хуа, пристально глядя на бумагу.
Цзюе-минь сзади подошел к Шу-чжэнь. Она обернулась, испуганно взглянула на него и сказала тихо и торжественно:
— Хой здесь.
Ничего не ответив, Цзюе-минь посмотрел на Юнь. По ее розовым щекам катились блестящие слезинки, во взгляде девушки можно было прочесть противоречивые чувства; казалось, она всю жизнь готова смотреть на эту дощечку, на эти линии и неразборчивые иероглифы на бумажном листке. Улыбка сбежала с лица Цзюе-миня. Он взглянул на Цинь и увидел сочувствие, светившееся в ее глазах.
— Сестра, знаешь ли ты, что у нас здесь все идет хорошо? И бабушка и мама часто вспоминают о тебе. Братец Мэй скоро женится, — со слезами говорила Юнь, обращаясь к дощечке, как будто в самом деле беседовала с духом своей сестры.
Карандаш скользнул по бумаге очень быстро, и Юнь не могла разобрать ни одного иероглифа. Вдруг Шу-хуа вскрикнула:
— Смотрите, иероглиф «я»!
Юнь взглянула на карандашные черточки и действительно увидела иероглиф «я». Начертив два иероглифа «я», карандаш снова
— Смотрите, слово «страдание»! — воскликнула Шу-хуа.
— А это иероглиф «испытывать», — с горечью произнесла Цинь.
— «Я испытываю страдания», — с болью пробормотала Шу-хуа.
— Сестра, сестра, не нужно страдать! Скажи мне все, о чем ты думаешь. Я здесь. Видишь ли ты меня? Что же заставляет тебя страдать даже сейчас? Мы ведь были с тобой так дружны, ты ничего не должна скрывать от меня… — В голосе Юнь звучала скорбь; лицо ее было залито слезами. Она не отрываясь смотрела на движущийся «вызыватель духов».
Несколько слезинок скатилось по щекам Шу-хуа. Шу-чжэнь все время вытирала глаза рукою. Даже Цинь, которая не верила в этот вздор, почувствовала, что на глаза ей навертываются слезы.
— «Прошедший»… — произнесла Шу-хуа первый иероглиф, а затем стала читать дальше: — «прошлое»… «не»… «вспоминать»… Она говорит: «Не в силах вспоминать о прошлом»!
— Не в силах вспоминать… — как во сне повторила Юнь и добавила: — Действительно, незачем вспоминать…
Обращаясь к «вызывателю духов», она снова спросила:
— Сестра, можем ли мы с тобой встретиться еще?
«Вызыватель духов» начертил: «не знаю», а затем на бумаге показались слова: «брату Мэй тяжело».
— Удивительно, ведь она все знает! — изумленно сказала Шу-хуа.
— Сестра, защити же нашего Мэя, у него такое слабое здоровье, — всхлипывая, попросила Юнь.
На этот раз «вызыватель духов» двигался особенно долго, написав подряд много иероглифов; Шу-хуа медленно прочитала:
«Людские дела изменчивы, будущее — смутно; прежде всего надо спасать самого себя, нельзя откладывать этого на долгое время; я ухожу».
— Сестра, не уходи! Сестра, сестра… — молила Юнь. Казалось, она хотела вернуть самое дорогое, что было у нее в жизни. Ее широко открытые глаза неотрывно смотрели на маленькую дощечку и на лист бумаги, испещренный неразборчивыми знаками. Слезы капали на бумагу.
— Она ушла, — разочарованно сказала Шу-хуа, вытирая мокрые от слез глаза.
Шу-хуа не ошиблась. Карандаш перестал чертить знаки: на бумаге появлялись лишь кружки и кривые линии. Цзюе-синь по-прежнему казался погруженным в сон. Руки его лежали на дощечке, глаза были плотно закрыты, из слегка приоткрытого рта медленно стекала струйка слюны.
— Сестра, сестра… — жалобно, с отчаянием продолжала звать Юнь, в ее голосе звучали ласка и печаль.
Но тут Цинь, положив руку на плечо Юнь, ласково сказала:
— Не надо, Юнь, это бесполезно. Все уже кончилось, да к тому же и писала-то ведь не Хой.
— Разве ты не видела? Она же многое нам сказала, — с горечью возразила Юнь, которая верила во все, что видела. К тому же, ей так хотелось поговорить с умершей сестрой! Она не могла поверить, что все эти иероглифы вовсе не были написаны духом Хой.