Осенние сказки
Шрифт:
А этот был – другой. Мальчик, едва выросший из ребенка, он был таким же гордым, как мой брат, но совсем другим. Чистым. Не знающим себе цену. И – он понимал. В нем было редчайшее качество – притягивать к себе сердца и души людей. Такими бывают – редко! – служители храма Богини. На миг я подумала, что если б пришла к Илану проститутка и долго-долго жаловалась на свою судьбу – он и ее бы понял…
Расскажи о себе, - попросила я. Не так попросила, как в первый раз, и Илан почувствовал, понял это.
Что
У тебя есть невеста, - вспомнила я. – Расскажи о ней?
Так посветлело его лицо, такой мягкой стала улыбка, так засветились глаза, что мне стало больно, черная тоска сжала сердце. О ней, о другой… кто и когда мог бы говорить обо мне с таким светом, такой тихой радостью?
Она красивая, - сказал Илан. – У нее большие зеленые глаза и пушистые волосы. Она поет, как жаворонок… а еще умеет делать бусы – такие, что они ценятся на вес золота.
Как ее зовут? – спросила я.
Марица…
Я помолчала.
Илан… Но ты же понимаешь, что должен забыть ее?
И снова не так, как в первый раз, прозвучали эти слова, и Илан ответил – тоже иначе:
Понимаю. Но… все равно надеюсь. Даже нет, не то что надеюсь. Просто я знаю, что мы увидимся, вот и все.
Я невольно перевела взгляд на его руки, где на запястьях отчетливо видны были следы кандалов. «Не очень-то тебе поможет твоя надежда», - подумала я.
Словно прочитав мои мысли, Илан пожал плечами.
От всяких кандалов можно найти ключ. Нужно только знать, где искать… - проговорил он непонятно.
Ты хочешь бежать? – тихо спросила я.
Я должен, - просто ответил он.
Так почему не бежишь – сейчас?
Илан искоса посмотрел на меня и промолчал, но во взгляде его ясно прочиталось: «Тебе этого очень хочется?»
Ветер переменил направление, дул теперь в спину. Волосы, заносимые его порывами на лицо, стали мешать мне, и я скрутила их в узел и снова заколола шпильками – как попало, лишь бы не мешали.
Песок… - сказал Илан. – Песок и холмы. Как вы живете здесь, а?
Я с удивлением посмотрела на него.
А у вас – не так?
У нас… нет, - он помотал головой, и лицо его опять осветилось изнутри. – У нас – леса. Такие, что в высоту – до неба. У нас – сосны, огромные, корабельные, прямые, как мачты. И мох… на нем лежишь, как на ковре. А еще у нас – скалы… на рассвете их освещает красное солнце, и тогда они кажутся такими красивыми, что дух захватывает. А осенью на склонах скал лежат желтые листья вперемешку с зеленой хвоей. А еще есть лиственница… у нее иглы, как у ели, но мягкие-мягкие, как волосики у младенца…
Рассказывай…
А еще у нас в лесах ручьи… они мелкие, извилистые, и на дне обязательно лежит слой опавших листьев.
– Мы сражаемся за свою землю, потому что знаем, за что. А за что деретесь вы? За вот эти пески?
Знаешь что, - уязвленная этой неожиданной отповедью, проговорила я, - придержи язык. Эти пески – моя родина, и ты не смеешь отзываться о ней непочтительно.
Он посмотрел на меня и усмехнулся. Волосы его золотились на солнце, глаза щурились от непривычно яркого света.
Всякая птица хвалит свое гнездо. Прости, госпожа. Но у вас здесь слишком мало деревьев…
Деревьев у нас и правда мало, что есть, то есть. Но как можно не любить эти бескрайние просторы, это небо – от края до края, этот бьющий в лицо ветер?
Забились в свои леса и сидите там, как зайцы, - с обидой проговорила я.
Илан искоса взглянул на меня – и сказал неожиданно мягко:
Прости, госпожа. Я не хотел обидеть тебя…
Сколько тебе лет? – спросила я после паузы.
Девятнадцать, - ответил он, помедлив.
Тоже хороша, подумала я про себя. Нашла с кем спорить – с мальчишкой…
Какое-то время я угрюмо молчала. Но так светло было кругом, так трепал волосы ветер, так пели в вышине птицы… было глупо злиться на что-то в такой день. И… так хорошо было ехать рядом с ним по степи, неторопливо посматривать по сторонам… словно исчезла разделявшая нас пропасть, словно не раб рядом со мной, а человек… друг… друг, которого у меня никогда не было. Который… который мог бы стать другом, если бы… как ни крути, он стоял на помосте невольничьего рынка.
Что ж ты со мной делаешь, мальчик, а?
Госпожа… - вдруг сказал Илан. – Прости меня.
За что? – тихо спросила я.
За тот вечер… первый…
Я опустила голову, чтобы скрыть краску, прилившую к щекам. Ярость исчезла, словно ее и не было никогда.
Я не должен был, наверное, так поступать… с тобой. Но… я не мог. Прости. Ведь я люблю ее…
Что я должна была сказать в ответ? или сделать? Только выпрямиться и высоко поднять голову.
Где-то в вышине закричала, пролетая над нами, неведомая птица.
Ты очень красивая, госпожа, - сказал Илан. – Ты будешь счастлива, поверь.
Я хотела ответить, что это совершенно не его дело, что я счастлива и лучше знаю… но Илан вдруг поднял голову.
Тихо! – резко сказал он.
Я недоумевающе посмотрела на него, а он вскинул лук и мгновенным, стремительным движением кинул на тетиву стрелу.
Четверо встали перед нами прямо из травы, тоже подняв натянутые луки.
– Бросай оружие, - ухмыляясь, проговорил один из разбойников – здоровенный детина, заросший щетиной так, что виднелись одни глаза.