Осенние сказки
Шрифт:
Этой ночью мне приснился лес. Лес, в котором я никогда не была и который не видела даже, не знала, как он выглядит. И двое были в лесу, двое, держась за руки, идущие меж стволов. Это я шла рядом с Иланом, и он улыбался мне. И в то же время я смотрела на все откуда-то сверху и понимала, что по лесной этой тропинке идет девушка с пушистыми волосами, которую зовут Марица. Лицо ее очень печально, хотя казалось бы – отчего, ведь рука об руку с тем, кого любит, идет она… а губы шепчут молитвы. И я поняла, что Марица молится – о нем, о том, с кем обручена. Она
Я вскрикнула и проснулась.
Яркое солнце заливало комнату, и все было как всегда. Совсем рядом, в саду, пел соловей. Из раскрытого окна доносились привычные утренние звуки. Я подумала, что мне, наверное, все приснилось – и вчерашний мой ночной поход в дровяной сарай, и разговор с братом. Пальцы левой руки затекли от напряжения. Я с усилием разжала их – и увидела маленький медальон на своей ладони.
Долго-долго я лежала, рассматривая ее. Тонкая цепочка, маленький, круглый, узорный медальон… ничего особенного. Разве что узор непонятный, но очень красивый – переплетенные травы, а в середине – вставший на дыбы единорог. Видно было, что вещь эта очень старая – узор потемнел, цепочка чуть погнулась от долгой работы. Интересно, откуда это у Илана? На кражу не похоже… скорее, наследство - от отца или деда. Очень уж потертой временем выглядит вещичка.
Брат уже уехал во дворец, сказали мне. Я сначала расстроилась, а потом подумала, что все к лучшему. По крайней мере, никто не помешает мне снова навестить Илана. Я, в конце концов, хозяйка или как? Должна же я знать, как поправляется невольник, наказанный накануне. Умрет он или встанет на ноги – воля Богини, но плохой буду я хозяйкой, если не позабочусь о нем.
Так, уговаривая себя, я торопливо завтракала. Находка лежала в кармане, но отдавать ее я не собиралась. Во-первых, я не украла, а взяла на время. Во-вторых, отнятое у раба отнятым не считается. А в-третьих, мне хотелось подольше полюбоваться этим странным красивым узором. Подождет. А потом верну… или не верну – подумаю.
Спускаясь с крыльца, я едва не споткнулась о маленького, пушистого котенка, клубком подкатившегося мне под ноги. Я хотела было пнуть малыша, но посмотрела на этот мягкий клубок – и рассмеялась. Лохматый, тощий, на морде черное пятно, а сам – рыжий. Откуда взялся такой? Котенок жалобно пискнул, приоткрыв розовую пасть. Чей это, интересно? У нас таких рыжих не водится. Наверное, с улицы приблудился. Надо отдать его Майти, пусть накормит… а управляющему всыпать – за то, что всяких оборванцев в усадьбу пускает.
Тина!
– крикнула я, подобрав подол, чтобы не касаться приблудыша. – Тут у нас добра прибыло. Отнеси вот это на кухню, отдай Майти.
Из дома выскочила молоденькая горничная. Увидела котенка, ахнула, захлопотала над ним. Я мимоходом усмехнулась. Ну вот, спасла от смерти маленького бродяжку. Так, глядишь, и в праведники запишут, и Богиня после смерти к себе возьмет…
Подходя к сараю, я увидела, что дверь приоткрыта. Изнутри доносился женский голос. Майти, точно, подумала я. Жалеет мальчишку… я осторожно и тихо, чтобы не выдать себя, заглянула в щель. И ахнула.
Девчонка Сения аккуратно и ловко разматывала повязки
Я прислушалась.
… и как узнала – прямо заплакала. Вот, говорит, дурень – сам себя губит. Ну и молодые пошли, говорит, - совсем ума нет.
Может, и нет, - согласился Илан. – А может, и есть. Сапоги же я стащить догадался – значит, какой-то ум все-таки есть?
И все равно Майти права – глупый ты. Потерпи, я осторожно. А если бы насмерть запороли?
Ну, не запороли же… Эй… да ты плачешь?
Нет… Да! Потому что… ты…
Ну, перестань. Успокойся, слышишь? Ну, ничего же не случилос-с-сь… ох… Сения! Ну-ка перестань!
Да я не плачу уже…
Послушай… я вернусь домой – и выкуплю тебя, и увезу отсюда, обещаю! Не плачь… Ну вот, уже улыбаешься…
Илан… а как ты сумел кандалы снять? Повернись-ка… подними руку…
Видгару спасибо – он на ночь забыл, как обычно, ручные надеть. А ножные… я с вечера приметил, куда он ключи кладет… Й-й-й-елки-сосенки…
Тише-тише-тише… потерпи, солнышко, потерпи…
Я сжала кулаки. Да как она смеет! Как она смеет так смотреть на него – влюбленными, радостными глазами, как она смеет прикасаться к нему, если я не могу это сделать! Пусть бы кто угодно… будь это Майти – слова бы не сказала, но эта… Нет, только не эта!
Рывком распахнула я дверь и шагнула за порог. Девочка обернулась – и испуганно пискнула, роняя с колен чистое полотно, вскочила на ноги и торопливо поклонилась. Илан покосился, выворачивая шею – и увидев меня, непонятно улыбнулся. Но встать не смог, хотя и попытался.
Лежи, - махнула я ему. И грозно спросила у девочки: - Кто позволил?
Простите, госпожа, - пролепетала Сения. – Я… мне господин Тейран разрешил. Вчера еще… сам сказал: перевяжи, говорит, и смотри за ним, а умрет – шкуру спущу. Вот я и…
Понятно, - медленно сказала я. – Тейран, значит. Ладно… продолжай.
Я прислонилась спиной к поленнице и мрачно наблюдала за ними. В косом солнечном луче, падавшем сквозь крошечное – кошке пролезть – окно у самой крыши, плавали пылинки. Открытая дверь давала достаточно света… и честно говоря, зрелище было не из приятных. Я отвела глаза. Надо отдать девочке должное – она действительно разбиралась в лечении. Пальцы ее двигались умело и ловко и, видимо, не причиняли лишней боли, хотя несколько раз Илан сдавленно застонал, но тут же умолк, скрипя зубами. Сения снова прошептала что-то успокаивающе… а я сжала челюсти. Как она смеет утешать его, если это могу сделать я.
Наконец, Сения затянула последний узелок и поспешно встала, собрав в ворох окровавленные повязки. И поклонилась мне.
Все, госпожа. Вечером надо будет снова перевязать. И вставать ему пока нельзя, чтобы…
Пошла вон, - бросила я сквозь зубы. – Сама знаю.
Девчонка торопливо метнулась к выходу, низко опустив голову. С мстительным удовольствием я заметила слезинки, катящиеся по ее щекам. Ничего, не растает. Не сахарная.
Илан лежал все так же ничком, вытянув вперед скованные руки, и молчал. Глаза его смотрели мимо меня.