ОСЕННИЙ ЛИС
Шрифт:
Аптека Иоганна Готлиба была не только, и не столько лавкой, сколько мастерской – все лекарства и другие заказы приготовлялись прямо здесь. Жуга с интересом разглядывал длинные полки, уставленные разных размеров пузырьками, медленно, по складам разбирая незнакомые названия: «Антимоний», «Алкалия», «Зильбер Глет», «Серная печень»… А полкой ниже понаставлено и вовсе непонятно что: «Аравийская Камедь», «Кинкина», «Сандал», «Фернамбук», «Драконова Кровь»и даже «Адский Камень» – ни больше, ни меньше. Да и травы, знакомые Жуге с детства, здесь назывались иначе.
– Мята? – спрашивал меж тем Готлиб,
– От кашля.
– Шалфей?
– Для горла.
– Адонис?
– Как?
Аптекарь огляделся, снял с полки мешочек и вынул горсть засушенных растений.
– А, горицвет! – Жуга понимающе закивал. – Он тоже, если сердце заболит… но только сушеный.
– И как же его сушат?
Жуга почесал в затылке.
– Ну-у, как… Медленно.
– Гм! А ромашку?
– В тени…
– Отвар из девясила как приготовить?
– В печке напар делают, в горшке.
Готлиб усмехнулся довольно – паренек не лгал, когда говорил, что знает толк в травах. Жаль, что только в травах – остальное аптекарское дело было для него тайной за семью печатями. Взять например, сургуч. Любой подмастерье знает, что здесь к чему. Открой книгу и прочти: «Растопи воск, затем возьми чистой белой смолы, распусти ее на слабом угольном огне, и когда распустится, ними и вмешай в смолу на один фунт четыре лота малярной киновари, добавь мел, дай застыть вместе, и получишь красивый, красный, крепкий сургуч». Этот же и читать-то толком не умеет – взял вместо киновари малахитовую зелень – это же надо! Хорошо еще, что не добавили дорогой даммар – белую смолу, а обошлись для начала канифолью. Вон, стоит в горшке, остывая, зеленая масса, сколько не тыкай пальцем – все мягкая, липнет к рукам… Эх, молодо-зелено… А так, если посмотреть, парень сообразительный, схватывает все на лету. Хотя…
Аптекаря вдруг осенило. Он повернулся к Жуге.
– Ты не различаешь цвета?!
– Ну… – замялся тот. – Красное и зеленое – да.
– Так, так, – Готлиб нахмурился, продолжая помешивать в котелке. – Это уже хуже. А я, признаться, подумывал, не взять ли тебя в ученики…
Жуга покачал головой.
– У вас бы я с охотой поучился, – сказал он. – Но, боюсь, что в городе я пробуду недолго.
Плав в котле стал густеть, аптекарь разлил его в узкие фаянсовые формочки, где тот застыл крепкими ярко-красными палочками. Готлиб подцепил одну, вытащил, постучал по ней ногтем и удовлетворенно кивнул. Обернулся:
– Так зачем, говоришь, ты пришел в Гаммельн?
Жуга хотел ответить, но в этот миг дверной колокольчик вдруг задергался, суматошно звеня, и Готлиб пошел открывать.
– Послание доктору Иоганну Готлибу от господина бургомистра! – послышалось снизу.
– Хорошо, давай его сюда, – сказал аптекарь.
Он поднялся по лестнице, неся в руке тонкий пергаментный свиток, сломал сургучную, голубую с золотом печать, пробежал глазами текст и нахмурился. Покачал головой.
– Ох уж этот Остенберг… – пробормотал он.
– Бургомистр? – мгновенно насторожился Жуга. – А что с ним?
Готлиб поднял взор.
– Теперь он хочет, чтобы я уничтожил крыс в городе.
– Ну и что? Или это так сложно?
Аптекарь рассмеялся невесело, небрежно бросил свиток на стол и опустился
– Видишь ли, мой юный друг Шуга, – наконец начал он. – Дело это не то чтобы сложное – оно попросту невыполнимое. Мало того, что в моем возрасте не гоже шастать по подвалам и чердакам. С недавних пор я не знаю созданий, хитрее, чем гаммельнские крысы. Они с ходу распознают любые ловушки. Они не трогают отравленные приманки, а если и едят их, то совсем немного. Это безнадежно – я не знаю, как с ними бороться. В последнее время жители покупают крысиный яд чуть ли не мешками, а толку никакого. Бургомистр попросту придумал невыполнимое задание, лишь бы только посадить меня в лужу. Готов спорить, что здесь не обошлось без Густава Бреннеля – он спит и видит, как бы выставить меня дураком. Да…
– Этот Бреннель, – медленно произнес Жуга, – он загорелый, носатый и высокого роста – этакая жердь. Верно?
– Да, это он, – кивнул Готлиб. – А откуда ты знаешь?
– Я вчера у Бургомистра был, они там сидели оба…
– А зачем ты ходил к Бургомистру? – удивленно спросил тот.
Жуга замялся.
– Все это трудно объяснить, – сказал он. – По правде говоря, я кое-что узнать хотел из записей приходских…
– Про что?
Тот поднял голову.
– Про меня… Один мой друг сказал, что лет двадцать тому назад здесь прошел мор, а я… ну, решил, что в переписи… А, не все ли равно… – он махнул рукой. – Я же говорю – долго рассказывать. В общем, господин бургомистр велел мне зайти через три дня.
– Ах да, чума… – Лицо аптекаря помрачнело. – Верно, я помню ее. Это было – дай Бог памяти – да, да! – семнадцать с половиной лет тому назад, – он вздохнул, посмотрел на умолкнувшего рыжего паренька и покачал головой. – Ах, Шуга, Шуга… Боюсь, что ты задел больное место Бреннеля…
Готлиб откинулся на спинку кресла, подперев голову рукой, и задумчиво умолк, всецело отдавшись воспоминаниям. Наконец он поднял взгляд. Отраженные язычки пламени плясали в его глазах, и казалось, что взор его до сих пор хранит отсвет давних погребальных костров.
– То был страшный год… – медленно начал он. – Мы с Густавом работали день и ночь. Пять лекарей скончались на наших глазах, нас же болезнь каким-то чудом пощадила. Именно тогда дороги наши разошлись: я стал приверженцем полифармации, Бреннель же продолжал резать и вычищать эти проклятие чумные бубоны… Наверное, от его кровопусканий и припарок умерло тогда больше людей, чем от самой чумы. Да… Кто знает? Вот так и получилось, что с тех пор мы враги. К несчастью, в друзьях у бургомистра ходит Густав, а не я.
Жуга некоторое время молчал, нахмурившись.
– По-моему, только дураки отвергают силу целебных трав, – наконец сказал он.
– Не суди так строго, – Готлиб многозначительно поднял палец. – Среди аптекарей и в самом деле слишком много недоучек и обманщиков. Беда в том, что Бреннель не способен отличить зерна от плевел.
– И что же теперь делать? – спросил Жуга.
– Ничего, – Готлиб пожал плечами и бросил письмо в камин. Пергамент затлел, края его обуглились, сургуч потек крупными голубыми каплями, тут же загораясь. Аптекарь повернулся к Жуге.