ОСЕННИЙ ЛИС
Шрифт:
Жуга вскинулся запоздало.
– Беги! – крикнул он ей. – Да беги, же!!! – И через миг осознал, что она его просто не понимает. – А, ч-черт! Да пусти ты! – он вырвал у Яцека из рук полу своей рубашки и бросился вперед.
– Куда?! – ахнул тот. – Стой, дурак! Убьешься!!!
Было ясно, что он не успеет – леса уж не заваливались – они падали, словно гигантский кулак, готовый прихлопнуть двух мошек – большую и малую. И вдруг… Яцек даже не успел толком понять, что произошло: Жуга вскинул руки, крикнул что-то на бегу, и воцарилась
Леса вдруг зависли под самым нелепым углом, застыли внезапно, в одно мгновение. Яцек не мог поверить своим глазам.
Жуга, хромая, поравнялся с кучей песка, подхватил девочку на руки и побежал дальше, отягощенный своей драгоценной ношей, не останавливаясь и не оглядываясь, как бегут последний раз в жизни…
И тут невидимая подпорка не выдержала!
Тяжелые балки с треском и грохотом рухнули, ломаясь, туда, где еще мгновение назад были девочка и рыжий паренек. Пыль, щепки, мусор взвились столбом, длинный брус ударил бегущего под колени, сбил с ног. Жуга упал, прокатился по камням мостовой и остался лежать неподвижно.
Со всех сторон к ним бежали люди. Яцек стряхнул оцепенение и тоже поспешил туда.
Жуга лежал, тяжело дыша и крепко прижимая к себе девочку. Из разбитого носа его текла кровь. Завидев Яцека, он кивнул и попытался сесть.
– Ты цел? – обеспокоенно спросил тот.
– Вроде… – прохрипел Жуга, откашлялся, сел и поморщился. – Нога вот только…
Он осторожно поставил девочку на ноги, отряхнул на ней простое саржевое платьице. Оглядел хмуро растерянные, бледные лица столпившихся вокруг горожан.
– Чей ребенок?
Люди молчали. Жуга уже хотел повторить свой вопрос, но вовремя сообразил, что его опять не понимают.
– Чья девочка? – спросил он уже по-немецки.
– Это Магда, – дрожащим голосом сказала какая-то женщина, – прачки Анны-Марии дочка… Господи Боже! Давайте я отведу ее домой…
Жуга встал, поморщился, ступив на больную ногу. Поглядел на обломки упавших лесов. Девочка стояла рядом, доверчиво держа его за руку теплой ладошкой, не хотела отпускать.
– Хорошо, – кивнул он.
Девочку увели к матери. Люди потихоньку расходились, обсуждая происшествие, и вскоре на площади остались только Яцек и Жуга.
– У тебя кровь течет, – сказал Яцек.
– Да? – Жуга осторожно потрогал свой распухший нос. – А, верно… Тут есть, где умыться? Колодец какой-нибудь там…
– Вот что, – предложил Яцек. – Я тут, неподалеку живу, вон в том доме. Пошли ко мне – тебе все равно пока идти некуда.
Жуга помолчал, задумчиво глядя на свои окровавленные пальцы. Кивнул:
– Что ж, пошли, пожалуй.
* * *
Яцек обитал под крышей высокого каменного дома, что принадлежал вдове пекаря Эриха Мютцеля – Гертруде Мютцель. Сама хозяйка, дородная женщина почтенных лет, занимала второй этаж. Третий этаж и мансарды сдавались внаем. Внизу была пекарня. Яцек и Жуга вошли и
– Садись, – Яцек кивнул в сторону кровати и потащил с полки большой фаянсовый кувшин. – Я сейчас за водой сбегаю.
Жуга сел и огляделся.
Низкая, но довольно длинная комната, где двух стен не было вовсе – лишь скошенный углом потолок – была обставлена просто: стол, стул, застеленная одеялом кровать, шкаф для одежды и большой, окованный железными полосами сундук с пожитками Яцека. В углу, на колченогой табуретке примостился таз для умывания. На столе, в закапанной воском бутыли торчал огарок от свечи. Справа углом выпирала из стены печная труба. Окно вело на крышу.
– Я и не знал, что на чердаке можно жить, – сказал Жуга, когда Яцек вернулся. – Сколько ты платишь хозяйке?
– За мансарду? – тот поставил кувшин на стол, вытер руки о штаны. – Талер в месяц.
– Ну, это – не деньги…
– Так ведь и это – не жилье, – грустно улыбнулся тот. – Летом жарко, зимой холодно, если только печь в пекарне не топят. Готовить, опять же, негде.
Жуга стянул рубаху, нагнулся над тазом, подставил сложенные лодочкой ладони: «Лей». Долго, фыркая, умывался; вытерся протянутым полотенцем. Вода в тазу порозовела.
Яцек во все глаза смотрел на спину Жуги, где изгибался неровной дугой рваный белый шрам.
– А это откуда?
Жуга поморщился, отмахнулся досадливо:
– Дело прошлое… Скажи-ка ты мне лучше, где в Гаммельне жилье подешевле найти можно?
– Надолго?
– Не знаю, – Жуга пожал плечами. – На месяц-другой.
Яцек потер подбородок, оглядел мансарду.
– Если хочешь, живи пока у меня. Платить за комнату вдвое меньше, а кровать вторую у хозяйки попросим. Вещи твои где?
– Да мешок у меня только, в аптеке у Готлиба остался… – Жуга подошел к окну, выглянул наружу. – Подумать надо.
– Скажи, Жуга, – неуверенно начал Яцек. – А… что это такое с лесами сделалось, когда ты за девчонкой побежал? Это что, колдовство?
Жуга промолчал, глядя в сторону.
– Чего молчишь? Я же сам видел…
Тот опять ничего не ответил.
В дверь постучали, и Яцек пошел открывать.
На пороге стоял тощий, весь перепачканный сажей паренек с витым горячим штройзелем под мышкой, блестел озорно глазами.
– День добрый, Яцек! Видел, что на площади стряслось?
– А, здравствуй… Видел, конечно. А что?
– Ну, так я сейчас Дитриха встретил – он там работал. Знаешь, отчего леса грохнулись? Крысы веревки сгрызли! – Парень отломил от булки кусок и отправил его в рот. – Каково, а? Мне они тоже осточертели – каждый день в дымоходах застревают… Ну, пока! Заходи как-нибудь.
Яцек закрыл дверь, обернулся.
– Это Гюнтер, трубочист. Он тут вот, за стенкой живет… Так ты как насчет жилья?
Жуга покивал задумчиво, поднял голову:
– Так говоришь, кровать хозяйка даст?
* * *