Осенний призрак
Шрифт:
В окно барабанят крупные дождевые капли.
— То, что случилось, хранится где-то глубоко в памяти Ясмин, — продолжает Ингеборг. — И в ее снах.
Автомобиль пересекает болотистый эстергётландский ландшафт, за окнами мелькают безлиственные леса, пустынные поля, серые поселки.
Харри крепко держит руль. Малин переводит дыхание.
— Ведь это ты просил Свена поговорить со мной? — спрашивает она, сделав глубокий вдох.
На мгновение Мартинссон отрывает взгляд от дороги. Потом смотрит на нее и кивает.
— Ты будешь ругаться, Малин? Но ведь я должен
— Но ты мог бы сам поговорить со мной.
— Конечно, Малин, конечно. Только стала бы ты меня слушать?
— Ты предпочитаешь действовать за моей спиной?
— Для твоей же пользы.
— Ты обманываешь не только меня, Харри, я не одна такая. Подумай, что ты теряешь.
Харри снова отрывает взгляд от дороги и смотрит на Малин. Его зеленые глаза постепенно теплеют.
— Каждый из нас в чем-то да грешен, — говорит он.
— И ты грешишь не меньше меня, — заканчивает его мысль Малин.
Оба замолкают, слушая гул мотора. Форс глотает, подавляя приступ тошноты.
За несколько миль до границы Линчёпинга раздается телефонный звонок. На дисплее незнакомый номер.
— Да?
— Это мама Андреаса, — Малин слышит в трубке голос Стины Экстрём.
— Здравствуйте, как вы?
— Как я?
— Простите, — Малин извиняется за явно неуместный формальный вопрос.
— Вы спрашивали меня, есть ли мне что сообщить вам об Андреасе и той аварии. Не знаю, насколько это вам интересно, но я вспомнила одного мальчика, с которым мой сын дружил еще до гимназии. Его звали Андерс Дальстрём. Они общались и после того, как мы переехали в Лингхем. Мой сын опекал Дальстрёма, насколько я помню. Правда, в старших классах они учились в разных школах, поэтому виделись реже. Я помню Дальстрёма на похоронах. Похоже, он очень тяжело переживал смерть Андреаса.
— Вы знаете, где он сейчас?
— Думаю, он до сих пор живет в городе, хотя я очень давно не видела его.
— Значит, они дружили?
— Да, особенно в начальной школе.
Стина замолкает, но что-то подсказывает Малин, что еще не время класть трубку.
— Тогда мы все разозлились, — продолжает женщина. — Родители Ясмин тоже. Ведь и они, по сути, потеряли своего ребенка. Но злоба бесплодна. Наше отношение друг к другу — вот единственное, что всегда важно, я так думаю. И здесь мы можем выбирать между сочувствием и равнодушием. Все так просто.
45
«В расследовании надо уметь слушать голоса, Малин, и следовать за ними. Пусть даже в самые мрачные уголки эстергётландского леса, если они зовут туда. Хватайся за любую соломинку».
Густой лес вокруг Малин и Харри такой же бесцветный, как и небо над ним. Сейчас мир как никогда лучше приспособлен для дальтоников. А на земле лежит черная листва, утратившая яркие осенние краски. В воздухе витает запах тления, ощущавшийся еще в машине, стойкий и зловещий.
Малин видит маленький одноэтажный домик возле рощицы в нескольких километрах к югу от поселка Бьёрсетер. Темно-красная краска в свете бледного осеннего солнца кажется выцветшей от бесконечных дождей.
Андерс Дальстрём — последний из всплывших в расследовании голосов. Малин еще не знает, что он значит.
«Следуй голосам, пока они не смолкнут. Продолжай следовать им и после
«Правда, — вот чего ждут от нас люди. Ни больше ни меньше, — думает Малин. — Как будто она сделает их менее пугливыми».
«Вольво» останавливается на усыпанной гравием площадке перед домом. Возле гаража припаркован красный «Гольф». «Внутри замка Скугсо свободно разместились бы три десятка таких домов», — замечает про себя Малин.
У входа прикреплена табличка с именем Андерса Дальстрёма. Дверь открывается — и на пороге появляется мужчина в джинсах и футболке с изображением Боба Дилана. У него маленький курносый нос и узкое лицо, обезображенное следами от оспы.
— Андерс Дальстрём? — спрашивает Харри.
Мужчина кивает, вскидывая голову с растрепанными черными волосами.
— Не найдется ли у вас стакана воды? — просит Малин, переступая вслед за хозяином дома порог неприбранной кухни.
— Разумеется, — улыбается мужчина.
У него хриплый и низкий голос, настороженный и в то же время дружелюбный.
Мужчина подает Малин стакан правой рукой.
Стены кухни завешаны концертными афишами: Спрингстин на стадионе, Клэптон на «Скандинавиуме», Дилан в «Хове». [66]
— Боги, — указывает на афиши Андерс Дальстрём. — Таких больше не будет.
Полицейские сидят на старом диване, неторопливо попивая только что сваренный горячий кофе.
— А вы сами занимаетесь музыкой? — спрашивает Малин.
66
Брюс Спрингстин, Эрик Клэптон, Боб Дилан — звезды мировой рок-музыки. «Скандинавиум», «Xов» — стадионы в Гётеборге и Стокгольме.
— Скорее занимался раньше, — отвечает Андерс.
— Мечтали стать рок-звездой? — интересуется Харри.
Дальстрём садится напротив гостей и делает большой глоток кофе. Он улыбается, отчего его курносый нос делается еще меньше.
— Нет, не рок-звездой. В молодости я хотел стать бардом.
— Как Ларс Виннербек? [67] — спрашивает Малин, вспоминая концерты великого линчёпингца на переполненном стадионе «Клоетта-центр».
— Ларса Виннербека из меня, к сожалению, не получилось, — вздыхает Андерс.
67
Ларс Виннербек — шведский автор-исполнитель, уроженец Линчёпинга.
«Но ты все еще надеешься стать им, не так ли?» — мысленно обращается к собеседнику Форс.
— У меня студия в гараже. Я сам ее обустроил. Там я записываю свои песни. Но времени на музыку остается мало. Работа…
— И где же вы работаете?
— В доме престарелых в Бьёрсетере. Я работаю ночами, поэтому днем ни на что не остается сил. Утром я пришел с работы, вечером мне опять уходить.
Малин рассказывает Андерсу Дальстрёму о цели их визита: о Йерри Петерссоне и автокатастрофе, о том, что рассказала им Стина Экстрём.